Сборник: стихи и письма
Шрифт:
Человеческий мир! Не ты ль затерян, -
Вспомни тех заветный завет:
Одной старинною пылью верен
Дней твоих слабый свет.
Ты – лики демонов жалкие разрушишь,
Утвердив сказаний пентаграмму;
Перед блеском непомерклым твоей души
Падет их армада.
1913
<23>
НЕОБЫЧАЙНАЯ ЛОВЛЯ
Е. Г. Лундбергу
День
Грозной чернью обветренных слов.
Несутся их толпы за толпами,
Собирая свой темный улов.
В сетях их пресветлые рыбы,
Чешуей они – блестками блекнут:
На руках их – раны, изгибы,
Глаза – горькие слезы исторгнут.
Невозможно их бег прекрасный
Живой рукой остановить, -
А яростные вои, рыданья
Бросают они по пути.
Кто сбирает их – королевич,
Ему не плакать ни о чем;
Он ложится на свое ложе
И повторяет их беглый гул.
С ним одним говором бессмертным
Говорит живое небытие.
По щекам его тихо стертым
Скатывается слеза его.
1913
<24>
В. М<ониной>
Чуть затоны зари замрут и повянут,
Прохрипит товарный,
Потускнеет золотой перстенек
В отчизне янтарной.
Лучше бы не надо!.. в дали непостижимой
Затеплился полувоздушный
Древний облик, лукавое небо,
Непонятный и непослушный.
Но зовет он, прямой и строгий,
Как египетские изваянья,
Как обнять мне милое тело,
Как запомнить его очертанья.
Древний рог, матовый камень,
Боюсь и не дождусь, он растает:
Подарить его другу на память –
Смотрите, не потеряйте.
Июнь Сенеж 1920
<25>
Он мчался беззаботный, качая мягкий дым,
Походкой неисчетной по рельсам голубым.
И ветер, накаленный о плечи рычагов,
Носился упоенный и масла и цветов.
И мелкий, пылкий, жарки, несносный и сквозной
Песок вметался в яркий вагонный душный зной.
В прохладную клеенку проход свой завернув,
Впивался в эту жженку вагонный пышный пуф.
Но гладил желтый ворс ты и с ветром вел ты торг,
Ты, кушающий версты и полдень и восторг.
Ты мчался беззаботный, высокий великан
Походкой неисчетной в полдневный океан.
Март 1920
<26>
Уста
Ударится в колокол птица
И мертвая упадет,
И ей отвечает важный,
Отдаленный, глубокий звук.
Не так ли в это сердце,
Вспыхивавшее при огне
Далеких пожаров и криков
И выстрелов ночных,
Теплый, в воздухе со свистом
Стрижом игравший взгляд
Ударяет неистовой
Ласке таинственно рад.
И вот он лежит, как птичка,
В моих жадных руках,
Как месяц, обходит кругом
И тонет в моих глазах,
Над ним загорается важная
И темная мысль моя,
Ему отвечает нежная
Жалобная свирель стиха.
Март 1920
<27>
Будто жизнь сама....
Выходишь. Тотчас за стенкой,
Над спиной черепичных крыш,
Поднимается линия моря
И синий мира шалаш.
Кипарис завивается в ветре,
Холод сквозь солнечную речь,
Острые крылья кустарник
В воздух замерший мечет.
Издали видишь: катится,
Вот он громовый: бы-ббах!
Ему откликаются травы,
Повисшие на камнях.
Тепло в лабиринте тропок,
Горы закрыли север.
Синей дорогой, топкой
На Босфор улетает ветер.
Дек. 1921
<28>
Борису Лапину
Я учился природе у грабов бульвара,
Удивляя минутным взглядом ровный
И беспечный трамвая крик,
Я рассказывал глыбе льда и камню,
Мрачно хватавшему пальчики струй,
Как в родном городе ночью,
Приопуская радиатор, сердитый,
Бегает и вскрикивает авто.
И внимательный глаз преданно тонет
В маленький мир у корня бульварных тополей,
Его тонкие травинки, серой земли клочок,
Лист прошлогодний и пыль на корню,
Вскинутая давешним дождем –
Все незаметно, незабвенно уводит
К воркующим дубков Кавказа шалашам.
Да и ты, черномазый охотник пространства,
Несущий вперед пыльное золото лучей,
Убегаешь какой-то природе мира,
Вскинутой сюда через туманы веков.
Брожу между вами, перебирая мыслях <так!>,
Непонятную симфонию памяти,
У которой влагой дальней –
Рассвета цветы.
Не скажу, что видел этих водах <так!>,