Сборник: стихи и письма
Шрифт:
Москва
<9>
Е. М.
Облокотясь в шербетовый закат,
Лаская пальцами иные степи,
Забрасывает кто смешные цепи,
Кто льет сироп, а уверяет – яд?
Кто спать ложится розовой долине <так>,
Украсив веки серебром ручья?
Кто сладко нежится: - Люблю тебя,
Мой принц, мой милый колокольчик синий...
Пуста разгадка, пуст
Не ветер, просто я его принес,
На подоконник бросил, словно кепи.
И он лежит, послушный, неживой,
И цвет его – лесной глуши и крепи,
Да запах, сладкий, тихий и густой.
Да тот глазок с уснувшею слезой.
Окт. 1916
Железноводск
<10>
Над самой низменной пятою,
Где маки якобинят луг,
Замерзший мамонтовый бивень
Впился в ветровый известняк.
Над звонкоустою водою
Невзнузданный локомотив, -
И звезд индейских трепетанье
Ласкает очей углы серпа.
И тыквы гор – лежат долине,
И бешено сворачивает рельс, -
Внизу быстрейшей треплет пене,
Восемь сажен – пестрейшей клокочет пене,
«Шиповник» - III т. Уэллс,
А Эссентукский пассажир
Разводит руками сожалений жир.
23.IV.1916
Кисловодск
<11>
ЭЛЬБРУС
Халат китайских вдохновений
Оставлен халую <так> на чай,
И лысый кланялся картинно.
Уже вдали паровозы рычат.
Тверда бездонно галерея,
Набита яблоками морд,
Вагон отплывающий хватаю ручку,
Снисходительный влечет меня.
О деловитейший обманщик.
Пестро раскрашен и умыт –
Кто быстро стыки прогибает,
Кто рысью чисто рельс стучит –
На истом, чистом миста <так> поле,
На голубой груди этого утра –
Один надеждил необманно
Мое пристальное пенснэ. –
О пресветлый света исполине,
Снегоризый утра великане.
Чистый царь засолненных долин.
Хрустальных дружин
Один,
На кручи неба глядящий слева.
19.9.1916
Минеральные воды.
<12>
ВАЛЕРИЮ БРЮСОВУ (нравоучение)
Желая и понятным и певучим
Представиться патрону моему,
Взамен пенсне надену по бельму
На каждый глаз; «прощай!» моим качучам
Скажу: спиною стану ко всему, чем
Я заперт был в столь твердую тюрьму,
И судорожный вопль в сонет сожму
И скрежетами ямб мы с ним навьючим! –
Но
Да быть не может! ямб?
– способен скрежетать?
Куда ему! – любовь-кровь, очи-ночи,
Или иное славное соленье
Ему удел. Но ведь пора кончать;
Куда ж годится ямб без многоточий!
16.XII.1916
<12а>
Но с одиночеством в петлице
Луны орбиту обойдя –
К себе я вызвал эти лица
И мира лопнула чреда.
Тогда мой Геликон кудрявый
Взошел, налился, сжат и снят –
Но мести желчной архитравы
Под тем же зодиаком спят;
И был я принужден им сделать –
Не замечанье – реверанс,
И стал я, будто древний Мелос,
Втекать в их долгий кемня <так> транс,
Тогда то лопнули преграды,
Огонь из окон выл и бил
В честь той скрежещущей услады,
Которой я напиться мнил,
В честь нецелованного тела,
Что обещало все и вся,
Загнутым взором зацепило
Меня за щеку (карася).
Мой вой, мой крик лежит гробнице
(По славной тишине сужу),
так с одиночеством в петлице
Я здесь недаром прохожу.
13 ноября 1916
<14>
КОНЕЦ СРАЖЕНИЯ
Воздушная дрожь – родосский трактор.
О, темь, просветись, лети!
Земля дрожит, как раненый аллигатор,
Ее черное лицо – изрытая рана.
Валятся, расставляя руки, -
Туже и туже гул и пересвист,
Крики ломают брустверы,
Ржанье дыбится к небу.
О, сердце, крепче цепляйся
Маленькими ручками за меня!
Смотри: выбегают цепи
В полосы бризантного огня.
И чиркают пули травою;
Еще минута – и я буду убит.
Вчера контузило троих, сегодня… что такое?
Нечего и вспоминать, надо стрелять, -
Это я – просто так.
Но сегодня – какое-то странное…
И даже, - странные тики у рта!
Как вниз уносится земли полоса –
В мрак! в мрак!
– Да этого быть не может!
Это просто так.
1914
<15>
И я когда-то жил в тумане
И полной тихих мук бурде;
И тот туман я вспоминаю,
Как недостижные краи.
О, скрежет зубов – не легче ль? –
И руки сами вот в край стола…
Зеленое сукно вырвать,
Крови покраснее,
На белую шею, волос, прилипни.
И еще вспоминаю (не так далеко!) –
………………………….
– И тот туман я вспоминаю,
Как недоступные края.
1916