Сборник.Том 3
Шрифт:
Он вспомнил, что это было, — госпиталь? — в Чике. Там о нём заботились. Но почему? Потому, что он был для них объектом научного опыта. Но разве не остался он им и теперь? Он может разговаривать, может описать им симптомы, чего прежде сделать не мог. Он может даже рассказать им о мысленном контакте.
А что, если мысленным контактом обладали все люди? Может ли он знать, так это или нет?.. Ни у Арбина, ни у Ло, ни у Гро его не было. Это он знал. Не слыша и не видя его, они не знали, где он находится. Да и не выигрывал бы он у Гро в шахматы,
Стоп, ведь шахматы — популярная игра. А если бы люди обладали мысленным контактом, играть в эту игру было бы невозможно.
Эти размышления привели Шварца к мысли, что он обладает особым психологическим складом ума. Возможно, роль подопытного предполагала не особенно приятную жизнь.
А если предположить, что верна новая пришедшая ему в голову гипотеза? Что, если он не болен амнезией, а прибыл из прошлого? Значит, он представляет ценность для историков, археологов. При очередной Проверке можно всё рассказать, и, значит, ему не грозит смерть.
Если ему поверят, конечно.
Вот доктор должен ему поверить. Он был небрит в то утро, когда Арбин отвез его в Чику. Он прекрасно помнит это. Позже волосы на лице расти перестали, значит, они что-то сделали с ним. Тогда доктор должен помнить, что он — Шварц — имел на лице волосы. Разве этого мало? Гро и Арбин никогда не брились. Как-то Гро сказал ему, что волосы на лице имеют только звери.
Итак, нужно найти доктора.
Как его звали? Шект?.. Да, Шект.
Но он так плохо знал этот ужасный мир! Если он уйдёт ночью, ему трудно будет ориентироваться в пути, он может попасть в радиоактивные ловушки, о которых ничего не знает. Поэтому с отчаянием человека, не имеющего выбора, рано утром он вышел на шоссе.
До ужина его ждать не будут, а за это время он успеет уйти далеко.
Первые полчаса у него было приподнятое настроение, впервые с того времени, как всё это началось. Наконец он что-то делает, пытается бороться с окружающим его миром.
И на этот раз перед ним стояла цель! Это был не просто бессмысленный побег, как тот раз в Чике.
Для старика он — в неплохой форме. Он им ещё покажет!
И тут Шварц замер. Он остановился посередине шоссе потому, что вдруг напомнило о себе что-то, о чём он забыл.
Это был тот странный сигнал, неизвестный мысленный сигнал, который он почувствовал, когда пытался достичь светящегося горизонта, но был задержан Арбином, сигнал с министерской земли.
Сейчас он почувствовал, что этот кто-то — сзади и следит за ним.
Он внимательно прислушался или, по крайней мере, сделал то, что было эквивалентом этого действия по отношению к мысленному контакту.
Он не приближался, но усиливался. Он содержал осторожность и враждебность, но не отчаяние.
Стало ясно и другое. Целью преследователя было не выпускать его из виду, к тому же он был вооружен.
Осторожно, почти бессознательно, Шварц повернулся, пристально вглядываясь в горизонт. И сигнал, полученный им, мгновенно изменился. Он стал
Шварц понимал, что сам он был безоружен и беззащитен. Он знал, что преследователь скорее убьёт его, чем позволит скрыться, убьёт при первом же подозрительном движении… Этот невидимый преследователь…
И Шварц продолжал идти, зная, что преследователь где-то достаточно близко и готов при случае убить его. Его спина застыла от ожидания неизвестности. Как выглядит смерть?
Шварц держался за мысленный сигнал преследователя, как за спасение. Он должен уловить миг усиления интенсивности, означающий, что оружие направлено на него, спуск нажат и смерть близка. В этот момент он упадет на землю, убежит…
Но зачем? Раз существовали Шестьдесят, не лучше ли встретить смерть сразу?
Теория прыжка во времени вновь ускользнула из его сознания, скорее это всё-таки амнезия. Возможно, он опасный преступник, за которым нужно следить. Возможно, его подсознание защищается амнезией от признания какой-то огромной вины.
Так он шёл по пустому шоссе навстречу неизвестной судьбе, преследуемый смертью.
Было темно, и дул пронизывающий ветер. По подсчётам Шварца, был декабрь, что подтверждало и время восхода солнца, однако в прохладе ветра не чувствовалось холода зимы.
Шварц давно решил, что источником постоянного тепла этой планеты (Земли?) было не только Солнце. Радиоактивная почва сама излучала энергию, незаметную на квадратном футе, но гигантскую в масштабе миллионов квадратных миль.
Мысленный контакт невидимого в темноте преследователя приблизился. По-прежнему пристальный и настороженный. Следить в темноте было трудно. Возможно, он не хотел рисковать?
— Эй! Эй, послушайте! — раздался тонкий и гнусавый голос. Шварц замер и медленно повернулся.
Маленькая фигура, с трудом различимая в темноте, не спеша приближалась к нему.
— Эй! Хорошо, что я вас встретил. Не очень весело идти одному. Не возражаете, если я пойду с вами?
— Здравствуйте, — вяло ответил Шварц. Это была материализация того самого мысленного контакта преследователя. И лицо мужчины было ему знакомо. Оно относилось к его туманным воспоминаниям о Чике.
И тут преследователь проявил все признаки распознания.
— Слушайте, я вас знаю. Точно!.. А вы меня помните?
Поверил бы он в искренность говорившего в другое время и при других условиях, Шварц не знал. Однако сейчас он не мог не заметить, что этот тонкий слой деланого распознания не мог скрыть мысленного сигнала, который говорил, кричал ему, что этот маленький человек с пронзительными глазами знал его с самого начала. Знал и готов был в случае необходимости использовать против него оружие.