Сброд

Квашин Константин

– Да куда этим глупцам! – разгорячённо перебил Тур – Ошибившись, они не только погубят себя, но подставят под удар всех нас! Верь мне, брат: таких разговоров в моём воинстве больше не будет!

– Я верю тебе, Тур. Теперь я немного отдохну здесь. Позови меня, когда твои люди насытятся чужими страданиями. Я раздам вещи, которые они заказывали мне.

– Как пожелаешь, брат! Я вернусь за тобой, когда все будут готовы – сказал Тур, и вылез из повозки.

Как только брат покинул его, тепло во взгляде Горана вмиг сменилось холодным презрением. Его уста скривила еле заметная усмешка: он сравнил себя с музыкантом, который точно знает, на какой лад возложить перст, и в какой последовательности дёргать струны, чтобы складно полилась нужная мелодия.

***

Духовлад и Далибор стояли по пояс в прохладных водах чистого, лесного ручья, омывая в нём запыленные, забрызганные кровью тела и подранные остатки одежды. Рядом, на берегу, сидел худощавый человек,

приставленный к ним главарём разбоев, без устали что-то рассказывая, явно соскучившийся по общению:

– У нас, в общем-то, не так уж и плохо. Голодными вы точно не останетесь. Кроме забот по части пропитания для всего отряда, у вас другой работы не будет. Во всяком случае, первое время. Кстати, зовут меня Всесмысл. А к вам как обращаться?

– Я – Духовлад, а его звать Далибором – отозвался молодой боец, указывая на товарища, который до сих пор находился под таким впечатлением от увиденной расправы, что не видел и не слышал ничего вокруг себя.

– Ясно. Если что, в любое время задавайте любые вопросы. Все расскажу, всё объясню – пообещал Всесмысл.

– А этот, который отдал нас тебе в помощь, он у вас главный? – не преминул воспользоваться советом Духовлад.

– Тур? Ну… вроде как… – замялся Всесмысл.

Духовлад молча уставился на него, изобразив на лице ожидание, демонстрирующее, что точностью ответа он не удовлетворён. Худощавый человечек ещё немного помялся, формулируя исчерпывающий ответ, и стал излагать:

– Вобщем, так как он называет себя «воеводой воинства медвежьего», можно сказать, что он у нас главный. Но его брат – Горан – тот, который в рунейском халате, даёт ему знать, где будет проходить большой обоз, так что без него такой обширной добычи мы бы не имели, а значить и людей в отряде было бы поменьше. Так что его слово тоже очень важно. Вот, например, сегодня я был неподалёку от Тура, когда он встретился с братом, так это именно Горан настоял, чтобы вас взяли в отряд, а не зарезали вместе с остальными. Тур сначала поартачился, но потом всё равно уступил. К тому же, в нашем воинстве есть несколько главарей меньших разбойничьих шаек, согласившиеся присоединиться к нам. И хоть на словах они признают главенство Тура, на деле продолжают жить по своим законам, не особо оглядываясь на желания нашего воеводы, да он особо к ним и не лезет. Так что положение здесь не простое, и кого-то одного, имеющего за собой право решающего слова, в воинстве нет.

Немного подумав над словами Всесмысла, Духовлад снова спросил:

– Покажешь мне людей в воинстве, к чьим словам больше всего прислушиваются?

Тот с интересом посмотрел на молодого бойца. Как человек образованный, Всесмысл увидел стратегический расчёт в просьбе Духовлада, чем парень сразу вызвал у него симпатию:

– Покажу, и расскажу о каждом, что знаю. Только пока хочу держаться подальше от обоза. Там сейчас начнут делить добычу, после чего, обычно, остаётся много считающих себя обделёнными. Такие люди потом долго ходят злые, и ищут кого-нибудь послабее, чтобы согнать на нём свою злость. Я для этого очень удобный человек, если рядом нет Тура. Так что в такие моменты, я стараюсь держаться подальше от толпы. Да и вам не советую там околачиваться, так как вы ещё не побывали в бою, а значить не обладаете полноценными правами в воинстве. Любой ваш спор с кем-то из старожилов, рассудят в его пользу, и даже если он необоснованно применит к вам силу, его никто не осудит.

Духовлад вышел из ручья и встал под просветом между кронами деревьев, сквозь который на небольшую полянку попадало достаточно тепла и света, чтобы просохла его одежда. Он решил последовать совету Всесмысла, и пока тоже быть подальше от делящих добычу разбоев. Оглянувшись на Далибора, он увидел, что тот всё ещё стоит в ручье, уставившись пустым взглядом в одну точку, и окликнул его:

– Эй, Далибор! Иди сюда, обсохни.

Тот снова вздрогнул, придя в себя, молча, послушно вышел из ручья, и встал рядом с Духовладом. Последний вновь обратился к Всесмыслу:

– А ты здесь что делаешь? На человека, способного держать в руках оружие, ты не похож. Да и вообще не думаю, что ты способен причинить кому-нибудь вред.

– Это верно, – грустно улыбнувшись, подтвердил Всесмысл – Пока не покончат с наёмниками, я к обозу близко не подхожу. Слишком уж я слаб и боязлив.

– Как же ты оказался в этом… воинстве?! С такими-то достоинствами!

Глубоко, с ностальгией, вздохнув, щупленький человечек начал обстоятельно описывать собственные похождения:

– Учился я в духовной семинарии, что находится при мужском монастыре, близь Славнограда. Прилежно изучил рунейскую, ливтонскую и половийскую грамоту. За прилежность в постижении учения Исы, отец-настоятель даже оказал мне особую честь и небывалое доверие, научив читать запрещённые руны Северных Воинов, некогда принёсших в землю ругов Древний Завет Хоруга, и ставших прародителями княжих семейств в наших землях. Мне сулили быстрое продвижение к высшим санам Служителей Исы. Я имел доступ в Хранилище Еретических

Текстов, и прочитал множество из них. Как ревностный почитатель Учения Исы, я читал их предвзято, мысленно подвергая порицанию каждое слово, идущее в разрез с догмами нашей религии, без раздумий нарекая их ложью. Но когда я стал читать труды древних рунейских философов, написанные ещё до рождения Исы, моя фанатичная приверженность его учению пошатнулась. Тексты эти были написаны легко, ни к чему не понуждая, а лишь приглашая к раздумью о жизни, о духовности. Я стал замечать, насколько тесны, безжизненны и неприродны догмы нашей религии. Они лишают человека возможности принять собственное решение, по каждому неизвестному поводу отсылая испрашивать совета и благословления у попов и патриархов. Они запрещают людям совершать ошибки и набираться мудрости, устраняя их последствия. Они учат, что любую подлость можно искупить, дав денег на храм и немного побубнив пустые молитвы, которые заучивают не вдумываясь в содержание. Они лишают людей возможности жить, оставляя взамен пустую, серую рутину. Я стал мыслить, по-настоящему мыслить, не сдерживая себя рамками, за пределами которых ране опасался призрачного грехопадения. В тесных, душных подвалах Хранилища Еретических Текстов, я впервые в жизни почувствовал себя свободным, осознал, что я есть дух, который не удержит ни одна стена, ни одна решётка. Окрылённый своими открытиями, я завёл диспут о сути духовности с отцом-настоятелем, думая, что это поможет ему по-другому взглянуть на цель Служения, но он просто гневно объявил, что в меня вселился бес, помутивший мой рассудок, и велел запереть меня в подвале. Да… из набожных монахов выходят неважные сторожа! Одного из своих сторожей – самого молодого и слабого духом… да и умом – я убедил в том, что в моём теле и вправду бес, которому не нужно пленённое тело. Я сказал, что если он – мой сторож – не выпустит меня, то бес покинет моё тело, и вселится в него. Перепуганный глупец не только выпустил меня, но ещё и дал сухарей мне в дорогу. Я бежал в лес, держась подальше от дорог, опасаясь преследования. Не знаю, как я не достался диким зверям, видно Проведение было благосклонно ко мне. Несколько дней я ничего не ел, и уже стал терять силы, когда наткнулся на парочку головорезов из этого… воинства, охотившихся в лесу. Сначала они хотели просто зарезать меня на месте, но я убедил их, что если они отведут меня к своему предводителю, тот их одарит. Они согласились, пообещав, что если останутся без награды, то моя смерть будет долгой и мучительной. Приведя меня в лагерь, они рассказали обо мне своему главарю. Тот рассмеялся и спросил меня, с чего я взял, что он одарит своих людей за меня. Я ответил, что умею читать и писать на четырёх языках, и готов воспеть его ратные подвиги, в качестве личного летописца, так как дела такого сильного, храброго и справедливого мужа, должны быть известны потомкам до пятидесятого колена. К моему счастью, он оказался человеком тщеславным и заинтересовался моим предложением, пообещав сохранить мне жизнь, если я покажу, на что способен. Я попросил его назвать своё имя, и предводитель разбоев ответил, что имя его Тур. Окрылённый желанием остаться в живых, я тут же сочинил четверостишье:

Не сдержит тебя ни орда грозных войск,

Ни крепость гранитного мура!

Знамёна великих народов падут,

Под ноги могучего Тура!

Тур был очень доволен, и позволил двум олухам, которые привели меня к нему, выбрать по одной вещи из своего оружейного сундука. Меня оставил при себе, вести летопись его славных подвигов, и, за одно, готовить пищу на всю ораву. Вот так я оказался среди этих людей, среди них, наверное, и умру.

– И много славныхподвигов ты воспел для потомков предводителя? – поинтересовался Духовлад.

Всесмысл посмотрел на него, как будто пытаясь определить, можно ли говорить откровенно, и уклончиво ответил:

– Все, которые видел.

Духовлад ухмыльнулся, уловив в ответе иронию. Они решили последовать совету Всесмысла, и остаться пока возле ручья, чтобы быть подальше от разоряемого обоза, пока среди разбоев не улягутся страсти.

***

Делёж добычи шёл полным ходом. Порядок был точно отлажен: изначально Тур, с самыми верными ему людьми, отбирали в обозе товары, имеющие на рынке большую цену и высокий спрос. Эти товары забирал с собой Горан, и со скидкой быстро продавал их в ближайшем городке. Большую часть вырученных денег, Горан привозил в следующем обозе и отдавал Туру, часть шла на его – Горона – нужды, а часть – на покупку разных вещей, которые мог заказать любой из разбоев, записавшись в список, который составлял Всесмысл, как единственный грамотный человек в… воинстве. Заказанные разбоями вещи Горан вёз в телеге, под видом товара для какого-нибудь княжеского двора, снабженцем которого он представлялся хозяину обоза. Как уже было упомянуто, телега и повозка, принадлежащие Горану, носили отличительный знак – изображение медвежьей лапы на щите. Этот знак был известен всем разбоям в отряде.