Сброд
Шрифт:
– По ошибке преследовали, говоришь? Целых два золотых у такого голодранца как ты тоже, наверное, оказались по ошибке?.. Но ты можешь не беспокоится насчёт меня: я тебе зла не сделаю. Скорее даже принесу пользу, учитывая нынешнее твоё положение. Можешь пока продолжить работу.
Сказав это, он развернулся, и не спеша продолжил прогулку среди телег, больше не глядя в сторону Духовлада. Тот снова поднял мешок, и понёс его в назначенное место, некоторое время провожая незнакомца тяжёлым взглядом. Тревога всё сильнее овладевала Духовладом. То, что незнакомец пообещал не причинять ему зла, нисколько не успокаивало. За свою тяжёлую жизнь, молодой боец чётко усвоил, что люди крайне редко делают что-либо полезное для других бескорыстно. А этот человек явно не был похож на праведника, милосердием ищущего прощения Исы. Чтобы этот человек
Спустя примерно час, небо быстро стали заволакивать чёрные грозовые тучи, потихоньку стали падать крупные капли дождя. Трое крестьян, по распоряжению Сбыни, кинулись в одно из подсобных помещений, и стали выносить оттуда свёрнутые в несколько раз, грубо выделанные воловьи шкуры, накрывая ими товары, лежащие на не прикрытых возах. Работа требовала проворности, и потому Дховлада с Далибором к ней не привлекали, так-как от скованных кандалами проку ждать не приходилось. Едва было накрыто всё, что требовалось, дождь пошёл настолько плотной стеной, что на расстоянии в несколько метров уже нельзя было ничего разглядеть. Все спрятались под навесы или в помещения. Один Далибор остался под проливным дождём. Он просто стоял, опустив руки и закрыв глаза, радуясь, что дождь смывает с него последствия утренней Сбыниной «шутки», и освежает травмированную голову.
Примерно через час, дождь закончился также внезапно, как и начался. Как будто по приказу могущественного божества, в мгновении ока рассеялись тучи, и как ни в чём не бывало, ярко засияло солнце. Воловьи шкуры, которыми были укрыты товары, вновь были сложены и убраны в подсобное помещение. Работа по снаряжению обоза продолжилась. Настроение Далибора несколько улучшилось: проливной дождь полностью смыл с его тела и изодранных остатков одежды, следы вылитой на него утром мочи. Тем ни менее голова его продолжала гудеть, в глазах слегка двоилось, и периодически открывалось кровотечение из носа. Духовлад не тревожил его расспросами о самочувствии, но продолжал за ним наблюдать, чтоб оказать посильную помощь в случае ухудшения состояния. Неся достаточно тяжёлый мешок в сторону нужной телеги, Духовлад краем взгляда заметил приближающегося к нему наёмника, того самого, которого прогнал человек в рунейском халате. Наёмник злобно-торжествующим взглядом выказывал своё предвкушение скорой расплаты за своё недавнее унижение. Духовлад продолжил движение, сделав вид, что не замечает его, а тот, зайдя со спины, сильно пнул его ногой в зад. Духовлад, по инерции суетно засеменив вперёд скованными ногами, еле-еле умудрился не упасть и не уронить свою ношу. Злорадная улыбка расплылась по лицу наёмника, а выражение его лица давало понять, что это только начало веселья. Он хотел было что-то сказать Духовладу, но у него за спиной послышался гнусавый голос Сбыни, видевшего произошедшее:
– Эй, ты за что его толкнул?
– Да, что-то медленно он работает – развязно ответил наёмник, поворачиваясь к Сбыне.
Тот посмотрел на него с презрительным снисхождением, как будто на слабоумного, и с саркастичной, неспешной последовательностью, стал вкрадчиво излагать:
– Может его низкая скорость, как-то связана с тем, что у него кандалы на ногах? Ты вообще пробовал подумать, что это может быть взаимосвязано? Мне наплевать, чем тебе не угодил этот работник, как, в принципе, плевать и на него. Но мне нужно, что бы сейчас он работал, а если ты его покалечишь, то займёшь его место и будешь сам тягать эти мешки. Так что советую искать другое время, для сведения счётов.
Дважды за день униженный по вине Духовлада (разумеется, с его собственной точки зрения) наемник, посмотрел на объект своего отмщения с такой жгучей ненавистью в глазах, как будто пытался испепелить его этим взглядом на месте, после чего отправился прочь быстрым, нервным шагом, злобно процедив сквозь зубы:
– Мы к этому ещё вернёмся, ублюдок…
Духовлад проводил его взглядом, с тяжёлым сердцем понимая, что этот человечек с мелкой душонкой и недалёким сознанием, с радостью сделает месть человеку, находящемуся
День подошёл к концу, работников снова загнали в подвал, раздав по куску хлеба перед сном. Видимо Сбыня и сам уже был утомлён, потому как даже не оказывал привычных «знаков внимания» Далибору. Быстро покончив с «ужином», Духовлад сразу заснул, стоило его голове опуститься на солому, разбросанную по полу.
Рабочие дни, размеренно потекли один за другим, больше не принося с собой «резких» событий. Духовлад продолжал усердно трудиться, изучая обстановку в обозе. Заканчивалась работа, когда солнце уже практически садилось, и усталые работники проваливались в тяжёлый сон, не тратя драгоценного времени отдыха на разговоры.
Через три дня работа была закончена, и обоз был готов отправиться в путь. По подслушанным ранее разговорам, Духовлад знал, что отправляется обоз в Драгостол – столицу владений князя Батурия. В это утро – первый раз за несколько тяжёлых дней – он проснулся сам, а не от противного, скрипучего голоса Сбыни. Сквозь маленькое, зарешёченное окошко под потолком подвала, виднелось солнце, поднявшееся уже достаточно высоко, и находившееся уже ближе к полудню. От долгого сна на жёстком полу, всё тело Духовлада ныло и болело. Он сел, и оглядел подвал, все обитатели которого уже бодрствовали. Трое крестьян сбившись в кучку тихонько шушукались, очевидно планируя в очередной раз просить расчёта у Здебора, а Далибор сидел под стенкой, обхватив колени руками, как бы прижимая их к груди, и смотрел в одну точку ничего не выражающим взглядом. Духовлад подсел к нему поближе, и заботливо поинтересовался:
– Как ты себя чувствуешь? Голова не болит?
Далибор слегка вздрогнул, как будто проснувшись, и, повернув голову в сторону собеседника, угрюмо ответил:
– Да уже получше. Слабость ещё есть во всём теле, но хоть в башке гудеть перестало…
– О чём так крепко задумался?
Глаза Далибора стали медленно наполняться гневом, а голос – сдерживаемой яростью:
– Я думаю о том, как я буду убивать Сбыню: сначала сломаю ему руки и ноги, чтобы он не смог никуда деться, а потом стану медленно поливать его тушу кипятком, пока он не сварится заживо…
Затем Далибор стал уточнять разного рода изощрённые детали своей расправы над недругом, проявляя причудливую изобретательность, вдохновляемую клокочущей в груди ненавистью. Духовлад просто слушал, не мешая ему выплёскивать эмоции. Эти незрелые бредни, способные показаться со стороны порождением опыта бывалого палача, для него были просто кровавыми грёзами мальчишки, никогда не отнимавшего жизнь у другого человека. Он и сам отнял не так много, но уже имел понятие, о чём идёт речь. Духовлад был уверен, что даже если бы сейчас дать возможность Далибору убить ненавистного Сбыню, тот просто не знал бы с чего начать. Он продолжал бы сотрясать воздух бессмысленными угрозами и фантазиями, не решаясь приступить непосредственно к действию.
Шум отодвигающегося засова прервал все разговоры в помещении. Спустя мгновение в подвал вошли несколько наёмников, и стали грубо выталкивать работников на улицу, не стесняясь осыпать их бранью и щедро отвешивать «ускоряющие» пинки. Таким образом все оказались на улице. Обоз уже явно готовился отправляться: все телеги уже были запряжены, потихоньку выезжали с территории постоялого двора, и не спеша двигались по направлению к главным воротам города. Для перевозки работников вместе с обозом, служила деревянная будка на колёсах. Она стояла возле выхода из подвала, уже запряжённая парой тяговых лошадей, с гостеприимно распахнутой деревянной дверью, снаружи снабжённой массивной железной щеколдой. Уже перед самой посадкой в будку, старший из крестьян стал робко артачиться, пытаясь убедить наёмников проводить его к хозяину обоза: