Сцены из жизни богемы

Мюрже Анри

— Значит, я окажусь на улице и мне негде будет приклонить голову, — вздохнул бедняга.

— Берите назад ливрею, — ответил на это растроганный Марсель.

И он вернул Батисту фуражку.

— А ведь не кто иной, как этот олух растратил наше состояние, — заключил Родольф, провожая глазами несчастного Батиста. — Где же мы сегодня будем обедать?

— Это выяснится завтра, — ответил Марсель.

VIII

ЦЕНА ПЯТИФРАНКОВОЙ МОНЕТЫ

Как— то в субботний вечер, еще до того как Родольф подружился с мадемуазель

Мими, с которой мы вскоре познакомим читателя, он за табльдотом встретился с девушкой по имени мадемуазель Лора, она у себя на дому торговала подержанными вещами. Узнав, что Родольф -главный редактор великосветских журналов «Покрывало Ириды» и «Кастор», модистка решила, что он может посодействовать ей в отношении рекламы, и стала его многозначительно поддразнивать. На выпады девушки Родольф ответил таким фейерверком мадригалов, что ему позавидовали бы Бенсерад, Вуатюр и все Руджеро галантной поэзии. А к концу обеда, когда мадемуазель Лора узнала, что Родольф вдобавок и поэт, она ясно намекнула ему, что не прочь считать его своим Петраркой. Больше того, без всяких обиняков она назначила ему свидание на другой же день.

«Ничего не скажешь, приятная девушка, — думал Родольф, провожая мадемуазель Лору. — по-видимому, кое-чему училась, и у нее недурные наряды. Я готов ее осчастливить».

У подъезда своего дома мадемуазель Лора отпустила руку Родольфа и поблагодарила его за то, что он взял на себя труд проводить ее так далеко.

— Ах, сударыня, — ответил Родольф, отвешивая низкий поклон, — мне хотелось бы, чтобы вы жили в Москве или на Зондских островах, — тогда я имел бы удовольствие еще дальше вас сопровождать.

— Ну, это уж слишком далеко, — ответила Лора жеманясь.

— Мы пошли бы бульварами, — пошутил Родольф. — Позвольте вместо вашей щечки поцеловать вам ручку, — продолжал он и, прежде чем спутница успела что-либо возразить, поцеловал ее в губки.

— Вы слишком торопитесь, сударь! — воскликнула она.

— Чтобы скорее добраться до цели, — отвечал Родольф. — В любви мимо первых остановок надо мчаться галопом.

«Вот чудак!» — воскликнула модистка, возвращаясь домой. «Очаровательная девушка!» — воскликнул Родольф, удаляясь.

Придя к себе в комнату, он поспешил лечь, и ему приснились чудесные сны. Ему грезилось, что на балах, в театрах, на гуляньях он появляется под руку с мадемуазель Лорой, а на ней наряды, превосходящие своим великолепием все прихотливые одеяния Ослиной Шкуры.

На другой день Родольф, по обыкновению, встал в одиннадцать, Первой его мыслью была мадемуазель Лора,

— Весьма привлекательная женщина, — шептал он. — Уверен, что она воспитывалась в Сен-Дени. Наконец-то мне выпадет счастье обладать вполне безупречной любовницей! Конечно, ради нее я пойду на жертвы: как только получу деньги в «Покрывале Ириды», куплю перчатки и приглашу Лору пообедать в каком-нибудь ресторане, где подают салфетки. Костюм у меня неважный, — рассуждал он, одеваясь, — но ничего, черное всегда элегантно.

Он вышел из дому, намереваясь отправиться в редакцию «Покрывала Ириды».

На улице ему попался омнибус, на стенке которого красовалось объявление:

«Сегодня, в воскресенье,

в Версале работают большие фонтаны!»

Порази нашего героя гром — и то он не произвел бы на него такого потрясающего впечатления, как эта афиша.

— Сегодня воскресенье! Совсем забыл! — воскликнул он. — Денег мне не достать. Сегодня воскресенье! Все какие ни на есть в Париже экю сейчас находятся на пути в Версаль.

Но вдохновляемый некоей призрачной надеждой, за которую всегда цепляется человек, Родольф все же побежал в редакцию, он рассчитывал, что счастливый случай приведет туда и кассира.

Оказалось, что господин Бонифас действительно заглянул в редакцию, но тут же ушел.

Он спешил в Версаль, — пояснил конторщик.

«Значит, все кончено…— вздохнул Родольф. — Однако, — подумал он, — ведь свидание у меня только вечером. Сейчас двенадцать, — неужели же за пять часов я не раздобуду пяти франков? По франку в час, как плата за верховую лошадь в Булонском Лесу! Вперед!»

Родольф находился неподалеку от дома, где жил знакомый ему журналист, которого он называл влиятельным критиком, поэтому он решил попытать счастья у него.

— Этого-то я наверняка застану! — говорил он, поднимаясь по лестнице. — Сегодня он пишет фельетон и уж никуда не уйдет. Займу у него пять франков.

— Кого я вижу! — воскликнул журналист при появлении Родольфа. — Вот кстати! У меня к вам небольшая просьба.

«Мне везет!» — подумал редактор «Покрывала Ириды».

— Вы были вчера в «Одеоне»?

— Я всегда там бываю.

— Значит, вы видели новую пьесу?

— А кому же и видеть, как не мне? Публика «Одеона» — это я!

— И то правда, — сказал критик, — ведь вы одна из кариатид этого театра. Ходят слухи, что именно вы его субсидируете. Так вот о чем я хочу вас попросить: напишите за меня рецензию.

— Для меня это сущий пустяк. Память у меня как у кредитора.

— Во-первых, кто автор? — критик, в то время как Родольф уже строчил рецензию.

— Один человек.

— Вероятно, пьеса не бог весть как хороша.

— Турок написал бы похлеще, разумеется.

— Значит, совсем из рук вон. Кстати, молва о турецких талантах сильно раздута, турки бы не могли быть трубочистами.

— А почему?

— Да потому, что все трубочисты — овернцы, а овернцы — рассыльные. Да и вообще турки перевелись, турок теперь встретишь только на маскараде в пригороде, да еще в Елисейских полях, где они торгуют финиками. Турок — это предрассудок. У меня есть приятель, большой знаток Востока, так вот он уверяет, что все народности появились на свет на улице Кокнар.

— Остроумно! — сказал Родольф.

— Вы находите? — критик. — Так я включу это в свой фельетон.

— Вот вам рецензия. Написано крепко, — продолжал Родольф.

— Крепко, но маловато.

— Расставьте кое-где тире, добавьте несколько критических замечаний, и рецензия будет готова.

— Дорогой мой, мне некогда, к тому же, мои критические замечания займут очень мало места.

— Вставьте через каждые три слова какое-нибудь прилагательное.

— А не могли бы вы сами добавить хоть краткую, а еще лучше — подробную оценку пьесы? — критик.