Счастье для Хулигана
Шрифт:
— Какой там против? Только за. Приезжай хоть каждый день. Особенно с Егором.
— Кстати о нём… — смотрю на часы. — Мне пора. Нам надо поговорить.
Распрощавшись с Северовой, лечу к Горе. Дверь открываю ключом, который он мне дал ещё в понедельник. Веду себя как хозяйка. Готовлю ужин и набираю горячую ванну, когда подходит время возвращения Егора.
В тот момент, когда скрипит замок, меня бьёт дрожью от нервов. Бросаю взгляд на накрытый стол, начиная паниковать, что это глупо. Но времени что-то менять уже нет. Выбегаю в коридор.
Встречаемся глазами с Егором, и я будто трезвею от эйфории. Его глаза почти
— Ты здесь.
Я вдруг теряюсь. Не знаю, как начать разговор. Хочу подойти и обнять, но даже вдохнуть не могу.
— Я не отпущу тебя, Егор. — шепчу онемевшими губами, всё ещё не в силах шелохнуться.
Он тяжёлой походкой подходит так близко, что моя майка и его рубашка соприкасаются. Рваное дыхание жжёт щёку. Его руки ложатся на мои плечи. Не успеваю даже пискнуть, как оказываюсь прижата к стальной груди в крепких объятиях любимого.
— Будь всегда здесь. Будь рядом. Будь со мной. Будь моей. — шуршит севшим, убитым голосом.
Немного осмелев, оборачиваю предплечьями его торс и поднимаю голову вверх.
— Буду.
— Всегда?
— Всегда. Неразделимо. Вечно. Я — твоя.
Глава 31
Я преодолею всё. Ради неё. Ради нас. Ради будущего.
Стоит увидеть перепуганную Дикарку, зависшую в коридоре, внутри не остаётся ничего, кроме захлестнувшего облегчения.
Она здесь. Моя любимая девочка.
Я, сука, так боялся, что после моих слов Ди и видеть меня не захочет, не то что поговорить.
Обнимаю её. Так крепко жму, что у самого дыхалка не вывозит. Дианка дрожит. Совсем мелко, едва уловимо, но всё же ощутимо. Чувствую каждую вибрацию её тела и дыхания. Стягиваю взгляд к её лицу и прибиваюсь к персиковым губам. Подхватываю за ягодицы и поднимаю, пока не оборачивает ногами. Вслепую несу её в спальню, не прекращая целовать. Опускаю спиной на постель, накрывая собственным телом. Языком глажу губы. Слегка приподнявшись, смотрю в синюю глубину. В ней же и захлёбываюсь. Что-то в её глазах изменилось. Стало другим. Но я не могу понять что. Хрен с ним. Потом. Сейчас она нужна мне. Её тепло и нежность. Её любовь и забота. Её вдохи и выдохи. Её касания и ласки. Пусть сотрёт всё нахрен. Я, мать вашу, хочу забыть последние двое суток. Стереть под ноль. Этого не было. Я не видел, как она целует Заебарика. Я не говорил, что не желаю её знать. Я не видел слёз и испуга в её глазах. Этого не было. Не было, блядь! Тень. Пепел. Пыль. Она здесь. Она со мной. Сейчас. Завтра. Всегда. Неразделимо. Вечно. Моя. Она только моя. Ничья больше. Клоуняра её не касался. Никто не касался. Только я. Только моя.
— Моя. — сиплю ей в рот.
— Твоя, любимый. Твоя. — шелестит Ди, возобновляя поцелуй.
Приподнимаюсь, чтобы снять рубашку, но Дианка, как намагниченная, тянется следом. Гладит плечи. Расстёгивает пуговицы. Только стянув с меня рубашку, трогает разбитую губу. Роняю веки, зная, что сейчас посыплются вопросы. Но она не спрашивает. Только притягивает мою голову к своему плечу, гладя ладошками спину. Поднимая выше, разминает затёкшую шею и закостенелые плечи. Ловя неземной кайф от её действий, прикрываю глаза и откидываю голову назад.
— Я приготовила ужин и набрала ванну. — шепчет Ди, не нарушая громким голосом момент. — Ты устал. Тебе
На самом деле, мне надо совсем не это. Только она. Но и настаивать не решаюсь.
— Ты полежишь со мной в ванне?
Дианка кивает и встаёт с кровати. Я поднимаюсь следом. Ди распускает ремень и расстёгивает мои джинсы. Спускает вниз, заодно зацепив боксеры. С лёгкой улыбкой шлёпает меня по заднице и отправляет в ванную.
Опустившись в горячую воду по самый подбородок, чувствую, как гудят уставшие и забитые мышцы. Веки настолько тяжёлые и опухшие от недостатка сна, что даже не стараюсь держать их поднятыми. Губа, щека и кулаки ноют и саднят. Слышу тихие шаги и сдвигаюсь немного выше, раздвинув ноги, чтобы Ди смогла сесть между ними, но глаз так и не открываю. Она залезает ко мне, прибиваясь тонкой спиной к груди. Оборачиваю руками, сжав пальцы на животе. Дикарка откидывает голову на плечо, опаляя дыханием шею.
— Скажи, что я прощён, и мне не придётся ползать на коленях, вымаливая прощения за то, что наговорил. — хриплю севшим, убитым голосом.
Руки сами сжимаются, придавливая женское тело всё крепче. Она ведёт губами от плеча до горла и, оставив ожог на подбородке, шуршит в губы:
— Мне не за что тебя прощать. Всё хорошо, любимый.
— Диана… — выдавливаю, стараясь подобрать правильные слова, но она не даёт мне этого сделать.
Лизнув рану на губе, накрывает рот пальцами.
— Я понимаю, что увидев такое, сложно поверить, но мы с Димой не целовались. Я бы никогда так с тобой не поступила. Я же так сильно тебя люблю. Да, я обняла его и чмокнула в щёку, но только потому, что он помог мне принять то, что я не могла.
— Зачем ты пошла к нему, Ди? Почему не поговорила со мной? Это же наши отношения. Они не касаются других. — рычу глухо, с трудом разлепляя веки.
В синеве её глаз плещется вина и то, что я никак не могу охарактеризовать и идентифицировать.
Дианка подаётся немного выше, поворачиваясь лицом ко мне. Становится на колени между ног и стискивает в ладонях мои щёки. Её дыхание утяжелённое, дробное, но при всё этом совсем слабое, едва уловимое.
— Я не пошла к нему. И ничего не рассказывала. Самойлов заметил, что со мной что-то не то, и предложил поговорить. Я согласилась. В тот момент просто не был сил на сопротивление.
Я не спрашиваю, о чём они говорили. И без того в курсе. И не только об этом. Не знаю, для чего продолжаю её пытать. Хочу услышать её версию? Чтобы всё рассказала сама? Скорее всего. Но неужели мне так необходимо мучить нас обоих, только чтобы успокоить собственные страхи и сомнения? Не думаю. Дианка и без того немало пережила, а тут ещё и я со своей ревностью.
— В следующий раз, Ди, пожалуйста, говори со мной. Не с ним. Не с кем-то другим. Только со мной. — сиплю, забивая лёгкие запахом её разгорячённой кожи.
— Я не хотела вываливать это на тебя, Егор. Думала, что сама справлюсь. Переварю и отпущу, но, — печально ухмыльнувшись, отводит взгляд в сторону, — не смогла. Я с ума схожу, когда думаю о тех, с кем ты был, пока был один. Это сильнее меня. Я стараюсь принять этот факт, но не выходит. — в её интонациях сплошное отчаяние и мольба.
Знаю, что это значит. И я делаю то, что должен. Обнимаю. Крепко, но нежно. Глажу напряжённую спину и задеревеневшие плечи. Пальцами пересчитываю позвонки. Зарывшись лицом во влажные волосы, шепчу ей в ухо: