Счастье само не приходит
Шрифт:
— Папка пришел! — радостно сообщила она всем.
— Это не твой папа, — надулась Ирина, — а мой.
— А у меня еще папа есть! — не осталась в долгу Верочка и ушла к подружкам.
Когда Сергей Сергеевич появился в комнате, ребята забрасывали друг друга мандариновыми корками.
— Так не годится, поскользнется кто-нибудь и ногу может сломать. Давайте-ка соберем все с пола, — улыбнулся он ребятишкам.
Вмиг все было прибрано.
— А кто из вас умеет петь?
— Я! — отозвалась Верочка.
—
— Хорошо! Хорошо!
Верочка весело, тонким голоском начала:
Дед Мороз, Дед Мороз, Ты нам елочку принес. Начинаем хоровод, Потому что Новый год!..После песенки ребята стали читать стихи.
Когда очередные аплодисменты утихли, Елизавета Максимовна подошла к сыну:
— Сережа, вам пора собираться. Я сама с ними займусь. Да их скоро уже и по домам разводить надо.
— Хорошо, мама.
Мать пошла к детям, а Сергей Сергеевич сказал Оксане:
— Знаешь, вчера твой бывший муж приходил.
— Зачем?
— Устраиваться на работу слесарем.
— И ты принял?
— Нет. Он же уволился от нас по собственному желанию. Пусть теперь работает в другом месте.
— Только поэтому?
— Не только... Хотя он вроде бы изменился к лучшему. Стал в вечернюю школу ходить. Пить бросил.
— Откуда ты знаешь?
— Сам рассказал мне.
— Он знает, что я к тебе переехала?
— Вероятно, нет.
— Значит, учится... Раньше, бывало, газету не заставишь прочитать, а тут... Может, еще за ум возьмется... Только зачем ты мне это говоришь? Давай условимся: о нем — больше ни слова.
— Хорошо.
На сердце Оксаны было тяжко. И не столько из-за разговора о бывшем муже, сколько из-за ссоры девочек. Неужели не поладят, не подружатся? Интересно, слышала ли мать Сергея их разговор? Наверное, слышала. Только виду не подала.
В десять вечера Сергей и Оксана поехали на новогодний бал-маскарад, во Дворец культуры.
В кабинете Григоренко у приставного стола сидит Бегма.
— Почему все же допущен перерасход? — спрашивает его Сергей Сергеевич.
— Производили дополнительные работы.
— Какие?
— Разные... Ну, что поручал Белошапка, то и делали. Он ведь прораб...
— Значит, выполняли ненужные работы?
— Приходилось. Не стоять же рабочим. Ну, если, скажем, бетон не подвезли, на опалубку ставили. Или на другую работу. У них же на руках наряды. Требуют...
— Я вас понял. Значит, раньше, когда у рабочих не было нарядов, если мастер не организовал работу, они просиживали.
— Не совсем...
— А как же тогда?
У Бегмы выступили на лбу капельки пота.
— Значит, по-вашему получается, что виноват прораб Белошапка, который заставил выписывать наряды. Так?.. Ну, а что с механизацией? Помните наш разговор?
— Бадью приспособили.
— И это все?
— Ну, еще кое-что намечаем... Транспортер...
— Сами? Или Белошапка заставляет?
— Сами. Кто же за нас делать будет? — неуверенно отвечает Бегма.
— В январе уложитесь в фонд зарплаты?
— Постараюсь.
— Точнее?
— Да, — выдавливает из себя Бегма.
— А как с дисциплиной на участке?
— Вы же сами знаете, кто на строительство попадает. Кто не нужен на основном производстве, того и переводят к строителям.
— Многих к вам на участок перевели?
— Верхогляд, Конопля...
— Кого еще?
Бегма молчит.
Григоренко не спеша набирает телефон директора банка. Надо ехать, просить. Перерасходован фонд зарплаты еще на одном участке. На других понятно — задел работ на следующий месяц: подвозка материалов, изготовление опалубки. А у Бегмы — чем объяснишь?
Трудная предстоит беседа с директором банка. Григоренко ясно представляет, как тот станет ссылаться на инструкции, распоряжения. И, наверное, откажет. А вдруг разрешит? Ведь если откажет, придется некоторые наряды перенести на следующий месяц. Перенести... Это вызовет недовольство рабочих. Нет. Надо оплатить за счет камнедробильного завода. За счет камнедробильного... Но это нарушение... Что же делать?!
Когда Лисяк вошел в кабинет Григоренко, то сразу понял, что тот не в духе. А может, просто плохо выспался, и потому так хмуро смотрят его острые черные глаза. Или Лисяку все это только кажется? Ведь у директора столько всяких забот, обязанностей, различных дел, что одно лишь чувство ответственности за все может навсегда согнать улыбку с лица.
— Можно?
— Заходите.
Пока Лисяк шел к столу, Григоренко отметил: аккуратный, спецовку подогнал по себе, сидит на нем как влитая.
— Прошу подписать, Сергей Сергеевич, мое заявление,— протянул Лисяк Григоренко бумагу.
В это время загорелась лампочка, Григоренко вызывали по телефону.
— Садитесь, — кивнул он Лисяку и взял трубку. Долго слушал, потом сказал: — На многое, Остап Вавилович, не рассчитывай.
Григоренко положил трубку и, не глядя на Лисяка, начал читать его заявление. Прочитав, поднял удивленные глаза: