Счастье в декларацию не вносим
Шрифт:
Правда, месяцев через девять – или сколько там вампирши потомство вынашивают? – начнётся у них война кланов. Потому как у купидонов чувство юмора слишком уж специфическое, их крассорой[2] не пои, дай только спарить любовью кого-нибудь совсем уж неподходящего. Недаром же, что не год, после Дня влюблённых население Рагоса пополняется маленькими орками с томными эльфийскими глазами, русалочьими мальками с кентаврийскими гривами, и гномиками, успевающими к году перерасти не только официального папу, но и саму Мать Кузнечиху. А генетика… Да плевали эти красавцы на законы природы, у них магия есть!
– Держи, таможня! –
– Я ещё с ума не сошла, – буркнула Эль. – По крайней мере, не до конца.
Декларации, щедро украшенные цветочками, сердечками, виньетками незабудок и даже, вроде бы, помадным поцелуем, она и смотреть не стала. С артефактами эти красавцы не связывались – не их профиль, да и когда они вошли, амулет над дверью даже не моргнул. Лук же со стрелами – это не оружие, а орудия этнического промысла, то есть вещи неотторжимые. Ну а всякие там вещества в данном случае запрещёнными не являлись. Лет тридцать назад ребята скинулись, заплатили хорошему юристу, тот и доказал, что все производные неких сельскохозяйственных культур для купидонов жизненно необходимы. Метаболизм у них такой, без тех самых производных метаболизировать не способный.
– Правила, действующие на посещаемой территории, знаете? – строго осведомилась таможенница. – С требованиями к путешествующим ознакомлены? Должна напомнить, что незнание закона от ответственности не освобождает.
– Так мы же всё подписали, – подмигнул блондинистый. – Чай, не первый раз. Давай добро, таможня, а то нам ещё в пару мест заскочить надо.
– Пошлину оплачиваем, – сдвинула брови Эль, предпочтя про «пару мест» не услышать – это её не касалось, с таким пусть их подгузниково-самцовый профсоюз разбирается. – По прейскуранту.
Купидоны отреагировали вяло, брюнетистый мученически глаза закатил, блондин поморщился, а кто-то и вовсе застонал – будто кровные отдавали, честное слово, а не предусмотренные договором командировочные. Но монеты они всё-таки выложили. И где только прятали?
– Добро пожаловать в Полуночный мир, – объявила девушка, вставая и жестом заставляя разом открыться и запертую дверь, и калитку в перегородке приёмника. Через порог в комнату потекли чуть разбавленные светом предутренние сумерки, сырость и густой запах хвойного леса. – Удачного путешествия.
Разномастные красавцы оживились, взбодрились и прогалопировали к двери, одинаково придерживая у одинаково мускулистых бёдер полные колчаны с золотыми стрелами. Печати Отрицания Эль им уже в спины послала и никто её точного, выверенного и очень профессионального жеста оценить не смог.
– Ну и что? – проворчала таможенница, сдувая с кончиков пальцев прядки остаточной магии, едва заметно отсвечивающие голубым. – Ценителей немного, а закон есть закон.
И это было верно, как и то, что работу необходимо обожать. Своё «любовное волшебство» купидоны имели право творить, сколько им вздумается. В рамках выполнения заказа, понятное дело. Но вот ни видеть, ни слышать, ни осязать в Полуночном мире их никто не должен.
А где написано, что закон обязан быть логичным? Главное, соблюдать его надо!
***
Ложиться спать никакого резона не было, за распахнутой
Эль постояла на пороге, обхватив себя руками – зябко всё-таки. Полюбовалась улицей: пустой, а оттого странно чистой, какой-то очень свободной, даже грязноватые тощенькие ручейки в почти пересохших сточных канавах журчали эдак романтично-расслаблено. Из-за дома адвоката Кропса – мелочного скандалиста и кровопийцы, даром, что к вампирам он никакого отношения не имел – вальяжно вышел огромный рыжий котище. Глянул на таможенницу чуть фосфоресцирующими глазами и уселся на краю тротуара, нервно подёргивая кончиком шикарного хвоста.
– Мяу, – сказала ему Эль.
Кот неторопливо повернул голову, посмотрел так, что девушка немедленно почувствовала себя конченой дурой, отвернулся и принялся вылизывать… Ну что там коты обычно вылизывают?
– Сам такой, – обиделась таможенница и, захлопнув дверь, отправилась на кухню завтрак готовить.
Чего уж там? Раз разбудили в такую несусветную рань, то можно и оскоромиться, побаловать себя чем-нибудь вкусненьким, а потому строго запретным. Например, омлетом с грибами, жирной ветчиной и сливочным соусом. Чем плохо? Ну, кроме жутко неприятной особенности этой самой ветчины оставлять после себя не только послевкусие, но и лишние складки на боках.
Мокрый, прямо-таки ледяной нос ткнулся в локоть, когда Эль взбивала. Такой подлости она, конечно, не ожидала, а потому едва миску не упустила.
– Джастин! – рявкнула таможенница, пытаясь одновременно жонглировать тарелкой, венчиком и поймать ногой упущенную с испугу тапку. – Сколько раз тебе говорить, чтобы в таком виде в кухню не являлся?
Чёрный огромный, холкой как раз по пояс Эль, пёс вывалил лиловый язык, искоса посмотрел на следы, цепочкой мокрой грязи чернеющие от порога – разве что плечами не пожал. Бочком отошёл на пару шагов, поустойчивее упёрся всеми четырьмя крепкими лапами и хорошенько, с чувством тряхнул шкурой.
– Джастин! – взвизгнула Эль, безуспешно пытаясь защитить рукавом халата миску с яйцами.
Конечно, ничего у неё не получилось. Шуба у грима[3] была на зависть: длинная, с густым подшёрстком, да ещё успевшая за ночь основательно подмокнуть, собрав на себя кладбищенскую росу. В общем, таможенница теперь тоже от макушки до пяток мокрой стала. И, кажется, не меньше Джастина псиной воняла.
– Ну и готовь завтрак сам! – обозлилась Эль, плюхая на стол миску с яйцами и чёрными, как пиявки, шерстинками.
Грим распластался по полу ковриком, положил острую морду на передние лапы, умильно глядя исподлобья, собрав бровки домиком.
– Не поможет, – мстительно заявила девушка. – С тебя омлет и свежие булочки. Где ты их возьмёшь, меня не интересует. Не ублажишь моё высочество, спать будешь в будке.
Пёс, конечно, ничего не ответил, только вздохнул обречённо, закрыл глаза. Кажется, ещё чуть-чуть и он бы слезу пустил. Но таможенник на то и таможенник, чтобы обладать холодным сердцем и непреклонной волей. В общем, Эль ему разжалобить не получилось. И спихнув на ближнего докучливую обязанность баловать себя вкусненьким, девушка с чистой совестью в ванну отправилась.