Счастье в декларацию не вносим

Снежинская Катерина

Но, конечно, и помыться спокойно ей не дали. Спокойствие – вещь вообще относительная, а в этом доме оно совсем не водилось. И попытки его привить оканчивались полным провалом, не приживалось. Правда, тётушка говаривала, что, мол, каков хозяин таково и хозяйство, но в данном случае Эль ей не очень-то верила. Себя она полагала человеком разумным и выдержанным, к бардаку несклонным. И понятия не имела, почему он буквально липнет к ней.

Не успела она мыльную пену смыть, как в дверь ванны начали ломиться с энтузиазмом купидонов, а, может, даже и большим. Ну а таможеннице осталось лишь одно: вздохнуть и открыть. Во-первых,

такой деликатностью здесь обладал только один житель, а, во-вторых, житель этот в порыве энтузиазма запросто мог вынести створку вместе с косяком. Правда, полотенцем Эль всё-таки прикрылась.

– Ты чего тут делаешь? – Влетевшая Аниэра замахала руками, как ветряная мельница, пытаясь разогнать клубы горячего пара.

– Сажаю картошку, – честно призналась Эль, ладонью протирая на запотевшем зеркале «окошко».

– Ну и дура, – привычно прокомментировала вампирша, плюхаясь на низенькую, странной формы табуретку, и едва мимо не промахнувшись. – Кровь старого девственника! Кто это сюда приволок?

– Ты.

– А зачем?

– Сказала, для педикюра, – пояснила таможенница, расчёсывая волосы.

Дело это было непростое, многотрудное, даром что ни кудрявостью, ни особой пышностью её шевелюра не отличалась. Видимо, в предки Эль всё-таки затесались кентавры. По крайней мере, только лошадиные гребёнки у неё выживали, нормальные щётки мигом обламывали зубы о гриву таможенницы, причём совсем не фигурально.

– Как ночь? Удалась? – поинтересовалась Эль, пристально рассматривая отражение Аниэры.

– Да нормально, – без особого энтузиазма отозвалась вампирша.

Но глаз не прятала, не отворачивалась и никаких следов преступлений на её лице не отражалось. Или что там следы должны делать? Проступать? В общем, ничего такого Эль не разглядела. Обычная физиономия, прекрасная даже в таком варианте: с тёмными кругами под глазами – от недосыпа и осыпавшейся туши; с чуть размазавшейся фиолетовой помадой; сероватой, по причине всё той же усталости, неумеренного потребления горячительных напитков и свободной от обязательств любви, кожей. В одном ухе три серьги, в другом пять, в губе колечко, в ноздре тоже, на руках цепей больше, чем у каторжника. Короткие волосы с лиловыми прядками на макушке торчали гребнем. Выбритый висок темнел шипастой розой татуировки. Шикарная грудь едва не вываливалась из кожаного корсета.

Старшая дочь Властелина. Гордость дома и надежда рода. Кра-со-та.

Впрочем, ей – Эль – такая красота как раз и досталась по причине её – красоты – горячего нежелания быть дочерью, гордостью и надеждой и не менее горячей любви к увеселительным заведениям Рагоса.

– Око опять дурит. – Таможенница подняла с пола безнадёжно испорченный, щедро покрытый собачьей шерстью халат, и бросила его обратно. – Заявило, что оно в меланхолии. А вечером амулеты Пропуска оборотня обзвонили. Бедолаге пришлось до белья раздеваться.

– Ну и как? – особо ответом не интересуясь, уточнила вампирша.

– Да не было у него ничего, конечно. Хвост да клыки – вот и вся контрабанда.

– При чём тут контрабанда? – вяло возмутилась Аниэра. – Я спрашиваю, как тебе мужик?

Эль возвела очи горе, но ничего, кроме потолка, не увидела. Кстати, потолок стоило бы и покрасить, а то вон трещины из угла в угол.

– Ты техник или кто?

– Когда дело касается мужиков, я «или кто». – Вампирша сладко

потянулась, едва не выпрыгнув из корсета, зевнула розовой котячьей пастью – клыки у неё были нормальными, значит, на самом деле никем сегодня не полакомилась. – А когда техники, тогда да. Ладно, посмотрим, полечим, разберёмся.

– Только ты сначала разберись, а потом спать заваливайся, – специальным начальственным тоном приказала Эль.

На это вампирша ответила маловразумительным и совсем неубедительным мычанием – бояться начальства она решительно отказывалась.

– Слушай, ты зачем вламывалась-то? – запоздало поинтересовалась Эль в спину технику.

– А я помню? – удивилась Аниэра, обернувшись, приподняв безупречную бровь – левую.

И удалилась походкой королевы. Если, конечно, допустить, что королевы при ходьбе подкручивают задом, обтянутым узенькими кожаными брючками. Хотя, конечно, дай Хранители всем венценосным особам такие зады.

***

Многообещающие запахи, половодьем затопившие дом, немного, но всё же примиряли с реальностью: поджаренное до хрусткой корочки мясо, только что вынутые из печи булочки, ваниль, корица и свежие сливки – да-да, запах сливок, и на самом деле очень свежих, тоже чувствовался. А вот творящееся на кухне Эль не понравилось совершенно. Честно говоря, ничего сверхъестественного там не происходило: Рернег, невозмутимый, как, впрочем, и всегда, просматривал утренние газеты, Аниэра цедила через соломинку из тыквенной фляжки, а Джастин у плиты возился.

Но вот то, в каком виде он это делал, ни в какие ворота не лезло! Грим был полностью, то есть совершенно голым! Ну не считать же за наряд кухонное полотенчико, не до конца сходившееся на могучей пояснице. Конечно, была ещё и шевелюра, переходящая в гриву, которая, в свою очередь, истончалась стрелкой к крестцу. Но на полноценную одежду это никак не тянуло.

– Джастин, оденься! – отчеканила Эль.

По крайней мере, ей самой очень бы хотелось, чтобы прозвучало это именно чеканно.

Грим обернулся через плечо, вопросительно бровь приподнял – правую.

– В конце концов, это просто неприлично! – возмутилась таможенница, чувствуя, как у неё уши горят. – Сколько раз можно просить? У нас в любой момент может появиться… Да кто угодно может появиться!

Джастин мотнул головой снизу вверх, мол: «Ты о чём?»

– Человеческие предрассудки, – спокойно пояснил из-за газеты Рернег.

Он-то как раз был одет безупречно, даже при галстуке и заколку для этого галстука не забыл. На строгом тёмно-сером сюртуке ни пушинки, манжеты рубахи белоснежные. И туфли наверняка начищены до зеркального блеска – к гадалке не ходи.

– Атавизм, – высказала своё мнение Аниэра.

– Не скажи, – не согласился Рернег, складывая газету, – скорее эволюция. Естественная эволюция урезанной и ограниченной моногамной модели. – Оборотень взял кофейную чашку, между прочим, тончайшего фарфора, изготовленную на заводе, поставляющем посуду ко двору Их Величеств, отпил аккуратно. И как у него такое получалось? Рука-то немаленькая и пальцы не вот тебе аристократические. Шерсть он, конечно, регулярно сбривал или выщипывал, что ли? Но всё равно каждый жест – верх элегантности, куда там лордам, шерсти вовсе не имеющим! – Впрочем, должен заметить, что нам, я имею в виду, другие расы, не-людей, следует всячески поддерживать человеческую мораль.