Счастье в декларацию не вносим
Шрифт:
– Ну! – подтвердила стриптизёрша.
– Через мой труп! – решительно отрезала посетительница, ещё и воздух ладонью рубанув. – Никогда! Ни при каких условиях!
– А чего сразу труп-то? – застенчиво поинтересовался начальник охраны, предусмотрительно прячущийся за широкой спиной грима.
– Моего сына вы не под каким соусом не получите! Это же катастрофа! – нира несколько театрально, но вполне искренне сжала виски пальцами. – Ну уж нет, пусть лучше черненькие, чем… Чем гарнизонный оркестр!
– А ваш сын – он кто? – отмерла, наконец, Эль.
– Капитан а’Дагд, естественно, –
Таможенница хотела было уточнить, о каком разнообразии идёт речь, но оглянулась и передумала. Все, кроме, надо понимать, ниры а’Дагд, смотрели на начальницу. И глядели они с не слишком приятной смесью сочувствия и жгучего любопытства.
Все – это: голый по пояс оборотень, густо расцвеченный татуировками; горгул в потрескивающей на швах костюмной жилетке и с весёленькими синими бусиками на могучей шее; блондинка, до сих пор предпочитающая экспроприированный у Эль халат, в котором прелестям красотки явно было тесно; грим, по своему обыкновению прикрытый только кокетливым фартучком. Ну и Рернег, выделяющийся из общей картины своей нормальность и именно потому кажущийся особенно ненормальным.
Да, разнообразие на самом деле было… разнообразным. Даже и без удалившейся вампирши.
Таможенница сглотнула – во рту вдруг пересохло так, будто она дня три не пила.
– Вы не ошиблись, – выговорила девушка странно ломким голосом. – Это на самом деле пост госпожи Данери. Ну а Данери – это я. Эль Данери. То есть Эльмари. Дане… В общем, вы не ошиблись.
Наверное, сорви девушка платье и пустись в пляс, нира бы и то меньше удивилась. Она даже не сразу сообразила, что ответить – так и стояла с приоткрытым ртом.
– А сын ваш нам и задарма не нужен, – очень ко времени вступила стриптизёрша. – Хоть под соусом, хоть без, а жрите сами. Для Элички как-нибудь уж получше найдём.
Заново поименованная «Эличка», то есть, госпожа Данери, кивнула, будто соглашаясь с красоткой, и пошла, не имея ни малейшего представления, куда идёт. Таможенница открыла дверь, ничуть не удивившись, когда едва не ткнулась носом во что-то тёмное. Лишь отступила на шаг, чтобы удобнее было разглядывать невесть как очутившегося на её пороге а’Дагда – старшего, понятно.
– Мама, – констатировал сеидхе, очень знакомо, хоть и едва заметно щурясь.
– Сынок, тебе ж всерьёз спасать надо, – спокойно, будто сообщая, что на улице дождь идёт, сообщила нира. – За шею вытягивать.
– Вытягивай, – разрешил «безопасник», цапая таможенницу за руку. – Вернёмся… Когда вернёмся. Моё почтение всем присутствующим. Отсутствующим тоже.
И выволок несопротивляющуюся таможенницу из окончательно победившего разумную реальность бардака.
***
Эль даже в голову не пришло спросить, куда это её а’Дагд тащит. Вернее, сначала тащит, а потом везёт. Просто для пустого любопытства в голове места не осталось – слишком много там стыда было. Наверное, именно про такие случаи и говорят: лучше б голой на площадь выставили. Про обнажённость таможенница не была до конца уверена, но действительно предпочла бы что-нибудь другое, только вот не это позорище! Да уж, удружили
Впрочем, и это вряд ли помогло бы.
– Присядем или прогуляемся? – холодный, прямо-таки морозный голос «безопасника» выдернул таможенницу из пучин самобичевания. – Нам поговорить нужно.
– Хорошая мысль, – вяло отозвалась Эль.
– Которая?
Девушка только плечами пожала: какая разница, которая? На самом деле все плохие.
– Ну тогда прогуляемся, – решил сеидхе.
И действительно пошёл по мощеной дорожке, не обращая на спутницу никакого внимания, будто её вовсе не было.
Лучше б так и случилось, и не только из-за стыда – просто парк, куда её а’Дагд привёз, Эль с детства не любила. Во-первых, из-за названия: «Верное Сердце» – что может быть глупее? Во-вторых, из-за пруда с лебедями. Вернее, в детстве-то Эль и прудик и птицы нравились, конечно, когда они не шипели и не гонялись, пытаясь прямо из рук выдрать кусок булки, а плавали себе восковыми скульптурками, любуясь на собственное отражение.
А потом тётушка Линмари рассказала племяннице историю, с которой и пошло название парка. Мол, был лебедь и лебедица и так они друг друга любили, что просто ух! Потом лебедицу подстрелили и лебедь умер от разрыва сердца. В общем, полная романтика. Тётушка такие истории обожала, а вот Эль терпеть не могла. По её глубокому убеждению хорошая легенда должна заканчиваться детьми и «жили долго-счастливо», а не инфарктом.
– Хорошая сегодня погода, не правда ли? – снова влез а’Дагд.
– Солнышко светит, – не стала спорить таможенница.
– Тепло, – заключил «безопасник».
Эль кивнула и тишком провела ладонью по волосам, проверяя не заиндевели ли? Уж больно тон у сеидхе был не тёплым.
– Ты хотел поговорить, – напомнила девушка.
– Мы говорим.
Таможенница снова кивнула, останавливаясь, глядя на пруд поверх плеча а’Дагда. Тот тоже встал и тоже, кажется, смотрел куда-то в сторону.
– Прости, – едва сумела выдавить Эль.
– Я вынужден просить прощения, – одновременно с ней выпалил сеидхе.
Постояли, помолчали, потаращились каждый в свою сторону.
– За что ты… – выдали хором.
Помолчали.
– Давай, ты первый, – решила Эль. – За что ты извиняешься?
– За мать, естественно, – скривился, словно унюхав что-то не слишком приятное, «безопасник». – Я был уверен, что она к тебе не пойдёт.
– Это как раз понятно, она же беспокоится.
– Обо мне не надо беспокоиться! Я уже подращенный.
– Она твоя мама.
– И это даёт ей право совать свой нос, куда не стоит? Я просто прошу, чтобы меня оставили в покое! Это так сложно понять?
– Да нет, не сложно, – согласилась Эль. – А вот почему ты на меня кричишь, не просто.
А’Дагд, уже разогнавшийся, будто споткнулся, хотя на месте стоял. Глянул искоса, зачем-то платок из кармана достал и снова убрал, даже не развернув.
– От растерянности, – буркнул недовольно.
– Кричишь от растерянности? – уточнила таможенница, рассматривая лебедей.