Счастье в декларацию не вносим

Снежинская Катерина

Вернее, выговаривал.

– Я тебе что сказал? – цедил «безопасник» сквозь зубы.

– А я тебе? – в ответ огрызнулась Эль, тихонько млея.

– Я сказал убираться, – с упёртостью заслуженного барана, напомнил сеидхе.

– А я сказала, чтобы ты их не трогал.

– Что непонятного в приказе немедленно уматывать?

– Что непонятного в приказе оставить несчастных полицейских в покое?

– Ты обязана подчиняться. Если сказано прыгать, то ты имеешь право лишь спросить, как высоко, – рыкнул а’Дагд.

–

Это ещё с чего? – изумилась таможенница.

– Хотя бы с того, что я мужчина!

– С чем тебя и поздравляю.

– А ты женщина!

– Нисколько в этом не сомневаюсь.

– Поэтому ты должна…

– Всем, кому я должна, давно простила, – не выдержала, уставшая попусту млеть таможенница. – А сейчас внимание, задачка на логику, господин мужчина. Ведь только вы же ей обладаете, не так ли? Ну вот и ответь, что было бы, не наваляй ты этим полицейским?

– Я не…

– Вот именно, что ты «не»! Мы бы просто заплатили штраф и разошлись в разные стороны! В смысле, с полицейскими разошлись.

– Это не штраф, а вымогательство. Они же со сторожем в сговоре и нарочно в кустах сидят…

– А теперь сидим мы! И отнюдь не в кустах!

– Ты бы предпочла кусты? – помолчав, поинтересовался а’Дагд, хорошенько девушку рассмотрев, по-собачьи наклонив голову к плечу.

– Ну да, когда нечего ответить, начинаем пошлить, – фыркнула таможенница, чувствуя, что ушам, да и щекам тоже, стало горячо.

– Но работает же, – спокойно пожал плечами сеидхе. – Эли, ты серьёзно думаешь, будто я могу позволить каким-то шавкам у меня, на минуточку, капитана СМБ, взятку вымогать? Да пусть будут благодарны, что я их всех, вместе со стариком, в пруд не перекидал.

– Одного всё-таки швырнул.

– Я же сказал: всех, – выломив бровь, холодновато напомнил «безопасник». – И в следующий раз не пытайся, пожалуйста, хватать меня за руки. А убирайся подальше и спокойно дожидайся, когда всё закончится.

– Никакого следующего раза не будет!

– Будет, – пообещал а’Дагд. – Оказывается, меня жутко бесит, когда кто-то тебя лапает.

– Они не лапали, а задерживали!

– А с твоим талантом влипать в… неприятности, такое непременно повторится.

– Может, тогда бесится не стоит?

– Не могу.

– Это ещё почему?

– Может, потому что я тебя люблю? – предположил сеидхе.

Тут настал черёд Эль молчать. Она зачем-то подёргала решётку, при этом пол рассматривая: занятный он тут был, из стёртого почти до полной гладкости булыжника, словно мостовая, да ещё грязный такой, в трещинах.

– Никаких таких талантов у меня нет, – выдавила таможенница, наконец, сообразив, что ответить. – Все влипания начались с твоим появлением.

– Ещё как есть. Манера подбирать сирых и убогих у тебя завелась задолго до нашего знакомства. Так же, как и защищать обиженных с угнетаемыми. А такие привычки до добра не доводят.

Эль

тихонько выдохнула: значит, немедленного ответа на его признание не требовалось и давить на эту тему «безопасник» не собирался. Что, ясное дело, хорошо, потому как непонятно, что же, собственно, отвечать нужно. В высоких чувствах признаваться? Так неудобно, неловко как-то… Или это было вовсе не признание? И, кажется, она-то как раз и признавалась уже. Может, на площади он прослушал? Не услышал? Или ему попросту плевать? Тогда что сейчас было?

– Эли-и, – позвал сеидхе не без здорового ехидства.

Правда, что он хотел сообщить, таможенница так и не узнала. Потому что неподалёку грохнула дверь, будто ею с размаху шваркнули о косяк, кто-то выругался неразборчиво, но с чувством, звякнуло железо.

– По беспределу ж наезжаешь, шерсть! – проорал странно знакомый голос. – Ты, фантик мятый, пусти, сказала! Не нарывайся, а то я тебя щас как ваншотну[1], мигом вайп[2] словишь!

Ну а дальше было добавлено что-то на вампирском и вроде бы на чистом оборотническом, то есть без перевода на рагоский.

– Аниэра! – ахнула Эль, втискиваясь щекой в решётку, пытаясь заглянуть за решетку.

Только первой таможенница увидела не вампиршу, а ниру а’Дагд. Фея гордо вышагивала перед здоровенным полицейским с таким видом, будто это она громилу ведёт, а не её конвоируют. Хотя ситуация была как раз обратной: на аристократичных запястьях благородной дамы, сведённых за спиной, совсем недвусмысленно позвякивали наручники. А вот уже за феей двое стражей порядка тащили яростно сопротивляющуюся Аниэру.

Встреча ниру тоже поразила, на таможенницу она едва посмотрела, а вот рядом с сыном притормозила.

– А ты что здесь делаешь? – спросила удивлённо.

– Мимо гуляю, – ответил отпрыск с ледяной любезностью. – Гораздо интереснее, что здесь делаешь ты?

– Собираясь дождаться решения судьи, – сообщила фея, – Благодарю вас, милейший, – благосклонно кивнула нира полицейскому, вежливо придержавшему перед ней решётку. – Вы свободны. Если понадобитесь, вас позовут.

И прошествовала в камеру, как королева. Ну а за стеной соседней с Эль клетушки что-то глухо ударило, видимо, полицейские, не долго думая, Аниэру просто зашвырнули внутрь.

– Рамсы попутали?! – несколько визгливо возмутилась вампирша, подтверждая начальственную догадку.

– А ну молчать! – рявкнул толстячок-полицейский, утирая трудовой пот. – А не то рассажу по карцерам! Камер не напасёшься на вас убогих.

– Хорошо, хорошо, – поспешно успокоила его Эль. – Все уже тихие. Все совсем тихие! – поднажала девушка, одаривая вконец набычившегося а’Дагда красноречивым взглядом.

Взгляд, кажется, и впрямь вышел удачным. По крайней мере, говорить сеидхе ничего не стал, лишь отошёл от решётки и растянулся на лежанке, закинув руки за голову.