Счастье в наследство

Бронтэ Элен

— Мисс Эттон, как приятно видеть на вашем лице улыбку, а не тень заботы. За прошедший год мы с вами, я надеюсь, стали добрыми друзьями, и вы позволите мне говорить с вами откровенно.

— Конечно, сэр, только так и возможен разговор между друзьями, — не без удивления ответила девушка.

— Мисс Эттон, мне придется признаться вам, что мало-помалу мои чувства к вам вышли за пределы дружеской привязанности, — мягко начал Фаулер, не желая пугать ее.

Грейс в изумлении широко открыла голубые глаза, что едва не лишило викария спокойной уверенности, с которой он собирался делать свое предложение.

— Боюсь, я рискую нашей с вами дружбой, но не вижу другого выхода из

возникшей ситуации, кроме как просить вашего согласия сменить статус друзей на статус супругов.

Он старался говорить слегка шутливо, чтобы на самом деле не показаться смешным, как неминуемо случилось бы, если б он начал с высокопарных признаний, нелепых в его возрасте и положении. Грейс молчала, ожидая продолжения, растерянность и смущение на ее личике были заранее предвидены преподобным Фаулером, и викарий двинулся дальше.

— Мисс Эттон, долгие годы я находил холостяцкую жизнь единственно правильной для моего склада характера и выбранной мною профессии, хотя принято думать, что пастырь должен быть примером во всем для своей паствы, в том числе и в семейных делах. Но я был постоянно занят приходом и сбором материалов для книги и считал, что не смогу уделять супруге необходимого внимания. Однако с моим переездом в Марбери все изменилось.

Он помолчал, отпил немного чая. Вчера, когда Фаулер продумывал, что будет говорить, все казалось намного проще. Сегодня взгляд этих ее огромных глаз сбивал его с толку, так как он не мог прочесть в них мыслей девушки. Одобряет она или сердится? Вот что занимало его сейчас и мешало связно излагать свои доводы вслух. Впрочем, внешне его смятение совершенно не замечалось, викарий прекрасно владел словом и после паузы продолжил говорить как ни в чем не бывало.

— Уединение и покой здешнего, моего уклада через несколько месяцев начали тяготить меня, и я уже подумывал, не уехать ли в приход побольше, каковой мне неоднократно предлагало занять церковное руководство. И только наши с вами нечастые встречи стали тем якорем, что удерживает меня здесь. Беседы с вами показали мне, как вы добры, великодушны, умны… словом, если на свете и существует мой идеал супруги священника, вы, как никто, ему соответствуете. Когда я полюбил вас — не готов ответить. Может, при нашей самой первой встрече, когда вы были в беспамятстве, может, когда мы пили чай и разговаривали о дальних странах… или когда я видел, с какой нежностью вы ухаживаете за Магдаленой… Не важно. Главное, я осознал это чувство, дал себе время привыкнуть к нему и понять его, и теперь готов дать вам две недели, чтобы обдумать мое предложение.

Грейс покраснела и прерывисто вздохнула. Она не ожидала ничего подобного, хотя матушка и намекала на особое отношение к ней преподобного Фаулера. К счастью, речь викария была достаточно пространна, чтобы дать ей время успокоиться и ответить почти таким же ровным тоном, каким он излагал свои соображения.

— Мистер Фаулер, я очень признательна вам за доброе отношение, за это предложение, делающее мне честь, хотя и не вполне понимаю, какие именно мои качества побудили вас так превозносить меня…

Он хотел возразить, но она укоризненно взглянула на него, и викарий умолк.

— Однако я не считала бы себя вашим другом, если бы позволила себе хотя бы ненадолго ввести вас в заблуждение относительно своих чувств. В моей жизни, как вы, конечно, слышали, была уже большая, горячая любовь, и я твердо уверена, что такого не повторится. Я до сих пор люблю этого человека, пусть даже мы никогда не увидимся, и сохраню верность своей любви…

— Не сомневаюсь в вашей преданности чувствам, мисс Эттон, и готов заверить вас, что никогда не стану упрекать вас в том,

что вы вышли за меня замуж без любви. Я предлагаю вам союз, основанный на дружбе и уважении, на теплой привязанности и общности интересов, чего, на мой взгляд, вполне достаточно для счастливого брака. Вы ведь понимаете, что, будучи одинокой девушкой, лишаете себя многих возможностей, доступных только замужней даме, — путешествий, участия в каких-либо общественных мероприятиях и так далее.

— Все это могло бы иметь для меня значение, и ваши слова, безусловно, наполнены здравым смыслом. Я не раз задумывалась о своем будущем, и оно видится мне не слишком радостным, особенно когда наступит горькая минута…

Грейс всхлипнула, но продолжила:

— Когда-нибудь я останусь совсем одна, и только помощь больным и несчастным даст мне силы и спокойствие. Осознание, что я приношу пользу людям, сделает меня счастливой настолько, насколько это возможно в моих обстоятельствах.

— Именно потому я и предлагаю вам наполнить жизнь новым смыслом, избавиться от угрозы одиночества и прозябания в бедности. Даже ваших смирения и веры не хватит на то, чтобы годами отдавать себя другим и не оставлять ничего себе самой, поверьте мне. В девятнадцать лет все видится немного по-другому, чем в двадцать девять или сорок девять. Если вы примете мое предложение, у вас будет зашита и опора, не говоря уж о больших возможностях творить добрые дела.

— Вы, несомненно, правы, мистер Фаулер, — вздохнула Грейс. — И я, если подумаю хорошенько, наверное, соглашусь с вашими доводами. Но у меня есть одно возражение, не позволяющее мне принять предложение, ваше или чье-то еще.

— Я понимаю, о чем вы говорите, мисс Эттон, — викарий перебил ее, не желая расстраивать еще сильнее. — Но, поверьте, это не имеет для меня такого значения, как для джентльмена с титулом и обширными угодьями.

Грейс еще больше покраснела, но промолчала.

— Мое состояние не обременено майоратом, да и сам я столько лет не задумывался о наследниках… Зная, как это важно для вас, я с радостью могу предложить вам взять на воспитание столько детей из приюта, сколько вы пожелаете. Мы дадим им свое имя, образование и хорошее будущее. Подумайте и об этом, мисс Эттон, одинокая женщина вряд ли сможет воспитать даже одного ребенка.

— Вы, кажется, предусмотрели все, — растерянно прошептала Грейс.

— Да, моя дорогая мисс Эттон, у меня было время. И я хорошо узнал вас, чтобы предположить, какие доводы против вы способны привести. К счастью, вы не сказали самого страшного — что я вам неприятен. Все остальное, думаю, я способен преодолеть. Теперь же я оставлю вас. Я не жду ответа тотчас, даже не стану слушать, мисс Эттон, — добавил он, заметив, что она хочет что-то сказать. — Посидите, подумайте, поговорите с матушкой, она, я уверен, даст вам разумный совет. Полагаю, ее порадует возможность воспитывать внуков… Когда я вернусь из поездки, тотчас нанесу вам визит, и, надеюсь, мы оба не пожалеем о вашем ответе.

Грейс поняла, что не стоит сейчас ничего говорить, да она уже привела все свои возражения, так легко отметенные им, как ничего не значащие. Поэтому мисс Эттон собралась с духом, вполне спокойно простилась с викарием и даже дала ему в дорогу сверток с рогаликами.

После того как преподобный Фаулер ушел, Грейс рассеянно приготовила ужин, прибралась в кухне и отправилась в свою комнатку. Миссис Эттон еще не вернулась, и девушка была этому рада. Ей хотелось хорошенько поразмыслить над полученным предложением. Как мисс Эттон ни старалась, она не находила в словах викария ничего, на чем могла бы построить свою линию сопротивления. Он был прав во всем, решительно во всем.