Счастливого плавания, «Шхуна ровесников»!
Шрифт:
Штурман сидел во главе стола, а перед ним лежала карта плавания «Шхуны». Он внимательно рассматривал ее, изучал острова, и моря, бухты и проливы. Лицо его оставалось серьезным, глаза деловито прищурены.
— Курс правильный. Я его подпишу, — сказал он. — Очередные полгода продуманы хорошо. Дайте-ка линейку и карандаш.
Впереди у нас было море Рассветных Зорь — подготовка страницы для выпускников. Затем «Шхуна» должна пристать к острову Мужества — провести 22 июня траурную линейку, в четыре часа утра… После этого корабль уйдет в новый путь. В море Дружбы на летнем меридиане его экипаж ожидают встречи с ребятами разных городов…
Наступила
— Вот вы, ребята, прислали мне много вопросов. Так много, что отвечать бы мне пришлось весь вечер, и даже ночь. И поэтому я выберу самые интересные…
Коккинаки полистал. Нашел. Оглядел «шхунатиков». В комнате, как говорится, яблоку негде было упасть. Сидели на стульях, на раздвинутом диване-кровати, на полу, по-турецки поджав ноги.
Штурман улыбнулся и начал:
— Вот вопрос: кем вы мечтали стать в пятнадцать лет? Конечно же, капитанами дальнего плавания. И, как минимум, штурманами дальнего плавания. Это мечта многих мальчишек Новороссийска двадцатых годов… А стал я, как видите, штурманом «Шхуны»…
Все засмеялись. Вместе с ребятами и штурман.
— Мальчишкой я помню себя хорошо, — продолжал рассказывать Коккинаки. — Далекое, совсем не беззаботное детство… Знаете сами, какое было тогда время, сорок с лишним лет назад. Из книг, из фильмов знаете. Только-только прошла гражданская. Жили мы в небольшом деревянном домишке на каботажной пристани, там, где сейчас пассажирский морской вокзал. Семья была большая. И с малых лет мы были приучены к труду. Пилили дрова, помогали по хозяйству. Да и закалялись хорошо: зимой отец заставлял обливаться ледяной водой. А море было нашей первой любовью.
Летом мы целыми днями пропадали на берегу. Плавали, ныряли, занимались греблей. Не было в те годы спортивных баз, не было тренеров. Но мы все равно занимались спортом, помогали друг другу. Учился в школе, а по вечерам ходил в порт, работал грузчиком. Парень-то я был крепкий… Спросите, как добивался своей мечты? После окончания семилетки пошел плавать. Сначала юнгой, а потом матросом первого класса на парусно-моторной шхуне. Тяжело было с непривычки. Руки в кровь изобьешь, ставя паруса в ледяной ветер…
В двадцать шестом году поехал я в Одессу поступать в мореходное училище. Но знания, данные мне семилеткой, были очень слабы. Так что в мореходку меня не приняли. Пришлось возвратиться в Новороссийск и продолжать работать матросом. В это время как раз много писали о советской авиации. К ней я был совсем не равнодушен. И в двадцать девятом году по призыву комсомола поехал учиться в военную школу летчиков…
Да, после этого у нашего штурмана началась удивительная жизнь. Константин Константинович стал летчиком-испытателем. А в годы войны был командиром авиационного истребительного полка.
Окончилась война. И вновь — испытательные полеты. В 1960 году он становится мировым рекордсменом, совершив полет по стокилометровому треугольнику (такую фигуру должен выполнить летчик, идя на рекорд). Самый быстрый самолет в мире вел Константин Коккинаки. На отдельных участках скорость превышала две с половиной тысячи километров в час.
Затем он испытывал множество сверхзвуковых самолетов.
А вот один из эпизодов работы нашего штурмана. Сидя среди «шхунатиков», он неторопливо рассказывал…
—
— Теперь этот самолет летает? — послышался робкий голос Лены Ласкаревой.
— Да. Самолеты с этой схемой управления выпускаются всеми конструкторскими бюро… — Коккинаки сделал паузу. Взял еще один листок, прочел: — «Говорят, что летчику нужен спорт, хорошая закалка. А если я не хочу быть летчиком?» Серьезный вопрос. И ответить на него не просто. Но попытаюсь.
Мне, например, кажется, что спорт важен в любой специальности. Важен любому, кто не хочет вырасти хлюпиком. Давайте подсчитаем.
Допустим, сейчас человеку — пятнадцать. Года через два он кончит школу, потом армия, институт — семь лет. Жизненный опыт надо приобрести — на это еще добрый десяток лет уйдет. Сколько получилось? Тридцать два. В тридцать два человек начнет отдавать людям все, что может. А надолго его хватит с хилым здоровьем?
С улицы донеслись резкие гудки.
— Извините, — сказал штурман. — Уже пора. Улетаю в Севастополь. Черноморцы просят выступить.
Когда штурман ушел, все разом загалдели.
— Дома скажу — не поверят, — говорил Володя Лебедев.
— Вот это встреча! — восхищался Саша Демченко.
— Жаль, Шкуратова не было, — огорчался Дмитриев. — Не слышал штурмана…
— А это зачем? — сказал Серега Давыдов, победно поднимая над головой кассету с магнитной пленкой. И добавил: — Уже история…
Глава восьмая не только для любителей кино