Счастливый Дведик
Шрифт:
– Хорошо, – наконец согласился он. – Прежде чем Управление отправило на эту планету наш «Иллюзион», роботы облазили Пятую вдоль и поперек. Так лучше?
– Правильнее, – кивнула Ева.
– Видишь ли, нас сюда прислали для окончательного исследования планеты. А на сегодняшний день мы не видели даже сотой ее части. Ничего о ней не знаем. Здесь за каждым камнем могут таиться сюрпризы.
– Молодец, возьми добавку…
– Что?! – правый Ю в упор не понимал ее шуток.
Наверное, он думал, что Ева уже тоже заразилась непонятным вирусом и сейчас переживает первую
– У меня плохо с чувством юмора, – быстро признался Ю Джин, словно прочитал ее мысли. – Тебе придется принять этот факт…
– Молодец, я ж и говорю, – зло процедила она сквозь зубы. – Только моим ребятам пока не сообщай. О том, что дверь за нами на этой Пятой захлопнулась. В конце концов…
Она выдохнула, печально признавая правду:
– В конце концов, мы бы в любом случае поспешили вам на помощь. Даже если бы были в курсе всей ситуации с самого начала. Не бросили вас в беде…
Правому Ю не хотелось на красивом фоне выглядеть презренной темной кляксой.
– Это ты сейчас так говоришь, – резко произнес он. – И отвечай, пожалуйста, только за себя…
– Я – капитан, – сказала Ева. – Хоть и просто исследовательской лаборатории без всякого там «героизма авангарда». Может, с вашей точки зрения, мы и занудные ботаники, хотя, впрочем, так оно и есть… Я-то уж – точно, в прямом смысле этого слова. Но я – центр, и знаю своих ребят. Наш экипаж не столь совершенен с точки зрения физической и психологической подготовки, но они всегда выкладываются изо всех доступных им сил. И никогда бы не бросили живое существо в беде. Никакое. Больше всего меня бесит недоверие. И центра тоже, но больше всего – твое.
Она повернулась к правому Ю спиной и быстро, невзирая на сваливающийся комбинезон, пошла наверх. Ева Гомес уже не видела, каким глубоким и виноватым взглядом Ю Джин смотрел ей вслед.
– Я не знал… – тихо произнес он. – И всегда был против включения в такие дальние экспедиции женщин…
Глава 5. Последствия эйфории
К обеду, как только были готовы первичные пробы, выяснилось, что количество катехоламинов-медиаторов в организме пострадавших разведчиков зашкаливает за все известные пределы. Впрочем, как и ожидалось с самого начала. Другие показатели в организме «счастливцев» оставались в норме. Но, несмотря на всепоглощающее веселье, которое капитан и его левый излучали сутки напролет, уже к полудню члены экипажа Ю Джина выглядели совсем плохо. Под глазами углублялись коричневые тени, болезненно выступали скулы.
Носители непонятного «вируса счастья» уже вчера не стояли на ногах самостоятельно, опирались на стену, а сегодня и вовсе не смогли подняться. Сидели изможденными призраками на полу в отдельных каютах изолятора и каркали тихим прерывистым смехом. Словно выплевывали ошметки уже перестоявшего, несвежего счастья в эмоционально нейтральное пространство.
Никто из новоприбывших пока не заразился, Ю Джин тоже чувствовал себя вполне нормально. Ева постоянно проверяла данные биомониторинга пострадавших
– Почему они… такие? – Ю Джин наблюдал за своей командой через прозрачные стены изолятора уже минут пятнадцать, не отрываясь. Кажется, он даже не моргал.
– Дофамин скачет, – ответила Ева. – Гормональная катастрофа. Я, конечно, не эндокринолог, но…
Она только что вернулась с КЭПа и еще пахла горячим паром шлюзовой обработки. Данные, полученные в лаборатории, она сразу же отправила в анализатор и сейчас пристально смотрела на экран, наблюдая первые результаты. Для окончательной расшифровки потребуется часа два, но вопиющие нарушения можно определить практически сразу.
В «Иллюзионе», конечно же, существовал прекрасный медблок с новейшей аппаратурой. Но это была скорее декорация для спокойствия звездолетчиков. Электроника почти всегда сбоила на неизвестных планетах. Можно быстренько подлатать поврежденные ткани на универсальном и безотказном аппарате Тишинского, но, чтобы поставить серьезный диагноз и назначить лечение, отправляли на Землю. Поэтому в Управлении верили только результатам, полученным на КЭПе по старинке: вручную, с использованием природных препаратов. Ева тоже доверяла только данным «из пробирки» и микроскопа.
– Где?! – переспросил правый Ю. – Где скачет?
– В крови, – вздохнула девушка. – Мочу я не смогла взять на анализ. Такое ощущение, как только образование нормализуется, что-то опять воздействует на его усиленный синтез. А это… Проще говоря, мало дофамина – депрессия, много – глюки, мании, паранойя. Его доля уже и так на пределе человеческих возможностей, а он скачет туда-сюда. Если я не найду источник возбуждения, сложно представить, что с твоим экипажем будет дальше.
К ним подошла Ешка.
– Дофамин, – авторитетно сказала она, дожевывая какую-то булочку, – это нейромедиатор, который отвечает за радость от открытия или получения чего-то нового.
Соскучившаяся во время экспедиции по всяким натуральным вкусностям, она теперь отрывалась на «Иллюзионе». В КЭПе им приходилось есть разведенные в воде концентраты. И спать в мягких, но все-таки мешках. В лаборатории львиную долю пространства и массы отводилось под исследовательскую базу, поэтому все остальное там было спрессованным, сжатым, экономящим место аппаратуре и мощному энергоблоку для работы всех этих установок.
В корабле разведчиков основная часть свободного пространства предполагала отдых и расслабление. Ева подозревала, что в ближайшее время ей не удастся заставить свою команду вернуться на КЭП. В глазах Ешки и Кима она видела непоколебимую уверенность, что в лаборатории они будут только работать. Жить же предпочитают в «Иллюзионе». До самого старта.
Она дернулась. Старт… Погрузившись в привычный мир пробирок, соскобов и образцов, Ева совершенно забыла о том, что их заперли здесь наедине с неизвестным, и – самое паршивое – никак не определяемым вирусом.