Счастливый Дведик
Шрифт:
Наконец она не выдержала, встала, спустилась в кают-компанию и в темноте нашарила брошенные на полу комбинезоны. Натянула первый попавшийся – он повис на плечах, тщетно пытаясь приспособиться под размер Евы. Экипировка оказалась с Кима, шансов быстро подогнать ее не было абсолютно никаких, но шариться в пустой темноте кают-компании в поисках более подходящей одежды не хотелось.
Ева прошла через очищающую камеру, все еще в облаке из дезинфицирующего пара спустилась на трап, упирающийся в грунт коварной Пятой. Она устроилась прямо на пандусе, подбирая складки комбинезона, торчащие на бедрах. Буро-кровавый закат уступил место
Ева вслушалась в пахнущую миндалем темноту. Сухой каменный скрип не исчез, но и не стал яснее. Так что сложно сказать: казалось ей, или и в самом деле потрескавшийся панцирь планеты двигался. Темнота не смущала, она была даже привычной, домашней.
Исчезло все, что пугало внешней неизведанностью в надёжном космолете, напряжение рассеялось в кромешной бурой тьме, пришло ощущение блаженной безопасности. Словно что-то из бездонного зева густой черноты протянуло мягкую лапку и гладило успокаивающе по голове, плечам, спускалось бархатным касанием по спине: «Все хорошо, Ева, все прекрасно, а будет еще лучше…»
Внезапное пятно фонарика вдруг пробило темноту.
– Странная тишина, – сказал красивый Джин, заботливо подсвечивая нелепые складки комбинезона, сваливающегося с Евы.
– Угу, – буркнула она, пытаясь преодолеть свою иррациональную неприязнь к правому Ю.
Он совсем вышел из шлюза, опустился рядом. Слишком близко, если учесть, что трап был достаточно широким, позволяя не тесниться на маленьком пятачке. Ева чувствовала себя неловко рядом с Ю Джином. И раздосадовалась: он нарушил ощущение безмятежности. Словно та самая бархатная лапка, робко гладившая ее, стыдливо бросилась прочь от присутствия постороннего.
Фонарик Ю Джина теперь высвечивал небольшие темные холмики, раскинутые возле корабля.
– Это мы выгрузили заготовки для стационарной станции, – правый проследил за ее взглядом. – Экспедиция рассчитана на полгода минимум, собирались первоначально разбить лагерь здесь. Не успели…
Ева ничего не ответила, только отвела взгляд от холмиков строительных материалов и полевой аппаратуры. Ей на секунду стало жалко, что таинство исчезло, и она теперь знает причину загадочных доселе холмов посреди каменной пустыни.
– Я, кажется, вам не нравлюсь, Ева Гомес? – вдруг спросил Ю Джин.
Вопрос прозвучал неожиданно и нелепо, и Ева в первое мгновение не нашлась, что сказать.
– А почему вы спрашиваете меня об этом? – наконец-то отреагировала она.
– Просто пока не понимаю, чем вызвал вашу неприязнь, – честно сказал Джин. Прямодушие и открытость этого парня выводила из себя. Зачем он вообще принялся выяснять отношения?
Правый «Иллюзиона» словно прочитал ее мысли:
– Мы работаем вместе над сложным… гм-м-м… проектом. Любая недосказанность между членами группы может привести к провалу задания. Или вообще…
– Что вообще? – Ева в глубине души обрадовалась, что ее объяснения по поводу неприязни к красивым мужчинам откладываются.
– К фатальному исходу, – Ю Джин заговорил сухими официальными фразами.
Разведчики всегда переходили на слова из казенных отчетов, когда дело касалось чего-то очень важного.
Стало неловко за свою неприязнь, и она решила исправиться.
– Камни скребутся друг о друга, – сказала Ева доверительно. Насколько могла. – Ты слышишь?
– Тут
– Ну, это-то как раз вполне объяснимо, – ответила Ева рассеянно. – У них могут быть невероятно мощные корни, берущие воду из глубины. Сто лет назад считалось, что максимум, на который могла уйти вода под мантию земли, – это шестьдесят метров. Когда же сейсмологи исследовали Марианскую впадину, расположенную на двух тектонических плитах, то выяснили, что во время сдвига плит на их стыке воды уходит минимум в три раза больше. То есть самое малое – километров на тридцать. Скорее всего под каменной коркой Пятой от Лебедя есть своеобразные моря…
Ева воодушевилась:
– Кстати, что касается возможности дышать… Мы встречали в экспедициях целые системы, имеющие в своей основе хемотрофные бактерии. Они используют для биосинтеза… Ну, чтобы проще: не дышат кислородом, а получают энергию от окисления различных веществ. Это «бескислородное дыхание» – брожение. Существуют виды микробов, для которых кислород ядовит и вызывает гибель. И такие, которые могут жить без него, но, когда он присутствует, используют для дыхания наряду с брожением. Все зеленые растения дышат, но колебания количества кислорода в окружающей среде не оказывают заметного влияния на интенсивность дыхания. Лишь при уменьшении содержания его в атмосфере до одного процента, то есть раз в двадцать меньше нормы, мощность дыхания большинства видов снижается. При этом начинается анаэробный обмен, за счет которого растение может жить и при полном отсутствии кислорода. Кажется, тут нет животных, даже низших форм? Если это так, то мое предположение верно, и мы имеем дело с…
Она спохватилась, услышав в паузе, что дыхание разведчика стало слишком размеренным, глубоким и ритмичным. А именно: правый Ю совершенно беспардонным образом засыпал под ее глубокомысленные выводы.
***
Это не в первый раз, когда парни погружались в сон во время разговора с Евой. И тот самый последний случай… «Очень приличный мальчик», сын маминой подруги. Мама казалась оптимистичной:
– Гоша просто прекрасен. Главное, он высокий и общительный. Ты не будешь чувствовать себя неловко рядом с ним. Только, Ева, умоляю, никаких погружений в историю пандемий; бактерий, вызывающих прободную диарею, и редких штаммов. И, да, крупномасштабное производство моноклональных антител на основе гибридомных культур тоже, пожалуйста, исключи из потенциальной темы вашей беседы.
Маму можно понять – она была очень обеспокоена будущим Евы.
– Ты хотя бы просто роди ребенка, – сказала она, с тоской оглядывая неимоверно высокую и костлявую фигуру дочери, зарывшуюся с головой в очередное исследование. – И можешь дальше шлендрать по своим этим экспедициям. А я уж выращу и воспитаю.
– Зачем тебе это? – Ева оторвалась от зажавших ее в плотное кольцо экранов с химическими формулами.
– Это нужно тебе. Природа не прощает, девочка моя, – вздохнула родительница. – Ты должна это понимать, как никто другой…