Щебечущая машина
Шрифт:
Однако Minitel не был утопией левоцентристов. На самом деле он больше походил на агору, которую позже будут прославлять энтузиасты интернета. Помимо всего прочего это был еще и бесплатный рынок, поддерживаемый государством. Ввиду его открытости любой мог запросто воспользоваться им как для продажи сексуальных услуг, так и чтобы подстрекать к революции. Более того, активно развивающаяся онлайн-индустрия секса привлекала к себе самое большое внимание. Предприниматель в сфере телекоммуникаций Ксавье Ньель заработал на секс-услугах в Minitel целое состояние. По словам бывшего секс-работника Minitel, это была индустрия, которая требовала промышленных масштабов. Он, например, вынужден был работать с четырьмя терминалами, одновременно используя четыре разных (как правило, женских) образа, и как можно быстрее «обрабатывать» клиентов. Но сама инфраструктура не приносила никакой прибыли. Зарабатывать на кликах и просмотрах
Кроме того, свою роль сыграла и территориальная ограниченность. Хотя у французских технологий была возможность выйти на мировой рынок. На мгновение Minitel удалось привлечь внимание калифорнийской технологической отрасли, ее культурных лидеров, энтузиастов, технических гениев и других заинтересованных лиц. В начале 1990-х, еще до запуска интернета, France Telecom обратилась к влиятельному на Западном побережье гуру Джону Коут, который популяризировал электронную доску объявлений The WELL. Коут удалось добиться внимания технологической отрасли, на руководство которой Minitel произвел хорошее впечатление. Система была введена и получила название 101 Online. Проблема заключалась в том, что из открытой платформы, «электронного места встречи», каким Minitel был во Франции, он превратился в сервис по предоставлению фирменных услуг, которыми богатые люди и так могли пользоваться благодаря CompuServe и AOL.
Но это не единственная причина краха Minitel. Его техническая база не совершенствовалась, он очень сильно зависел от телекоммуникационной инфраструктуры страны, так как использовал метод коммутации каналов. Minitel устарел и не мог конкурировать с World Wide Web. Допотопный сервис передачи видеосигнала не мог тягаться с силой гипертекста. Кроме того, France Telecom перестала бесплатно раздавать терминалы, и впервые за все время рост числа пользователей замедлился. Увидев глобальный потенциал интернета, Европейская комиссия рекомендовала ЕС взять калифорнийскую модель «свободного рынка» за основу для распространения интернета. France Telecom начала подключать сеть Minitel к глобальному интернету, но с появлением персональных компьютеров терминалы оказались не нужны, к тому же слишком ограничивали возможности. Распространение компьютерных технологий, а в скором времени – и мобильных телефонов, свело достижения Minitel практически на нет.
И все же, несмотря на все ограничения, привязанность к Minitel была настолько продолжительной, что он не мог просто взять и исчезнуть. Миллионы пользователей продолжали работать с этой устаревшей моделью telematique, и окончательно платформа закрылась лишь в 2012 году.
Легенда Кремниевой долины утверждает, что неудача Minitel крылась в дирижизме, излишнем вмешательстве государства. Однако, как говорит Жюльен Майлланд, и Minitel, и интернет – результат государственных инвестиций, частного капитала, процветающей культуры энтузиастов-любителей и экспертов, совершенствующих и проповедующих технологии.
И Minitel, и интернет доказывают, что существование «свободного рынка» без вмешательства и поддержки государства невозможно. А история интернета свидетельствует о том, что, когда мы полагаемся на частный сектор и его священный стереотип относительно «инноваций», это зачастую приводит к таким техническим новшествам, которые позволяют манипулировать, наблюдать и эксплуатировать.
Кремниевые гиганты, которые уклоняются от налогов, открывают оффшорные счета, монополизируют данные и вмешиваются в личную жизнь, пользуются мифом «свободного рынка» интернета, но скоротечный успех Minitel показывает, что возможны и другие пути, другие миры, другие платформы. Вопрос в том, что, учитывая, что нельзя повернуть историю вспять, каким образом мы можем реализовать эти возможности? Какой властью мы обладаем? Будучи пользователями, как оказалось, ничтожной. Мы лишены права голоса на платформах. Мы даже не клиенты. Мы бесплатные производители сырьевого материала. Если организоваться, мы могли бы отказаться от такой работы, совершить социально-медийный суицид. Но есть ли в нашем доступе другие платформы с аналогичным охватом?
Судьба минималистских альтернатив Facebook, типа Ello, доказывает, что пользователи оказываются перед дилеммой. Сервис Ello был запущен в 2014
Интернет обладает демократическим потенциалом. Даже несмотря на то, что, по сути своей, это коммерциализированная система надзора и контроля, в ней все равно можно плыть против течения. Радикальные движения, начиная с Берни Сандерса в Соединенных Штатах и заканчивая Лейбористской партией Джереми Корбина, прибегают к проведению профессиональных кампаний в социальных сетях, чтобы обойти и свергнуть монополистов традиционных СМИ. Даже в Китайской народной республике распространение технологий онлайн-коммуникаций послужило толчком для создания новых сообществ, не поддающихся контролю государства и компаний. В то время как режим приспосабливает компьютеризацию и большие данные под нужды государственного надзора и дисциплинарной системы «социального доверия», рабочие через популярные в Китае социальные платформы QQ и Sina Weibo, аналоги Facebook и Twitter, организуют забастовки, обсуждают стратегии и сверяют требования.
Могут быть и другие способы борьбы с социальной индустрией за контроль над платформами социальных сетей. Лейбористская оппозиция Великобритании экспериментирует с идеей платформы общего пользования на базе BBC, одного из немногих брендов, чье мировое влияние, возможно, превышает влияние Facebook. Платформа, которой в некоторой степени управляют пользователи, которая не собирает данные и не лезет в личную жизнь в отличие от существующих социальных сетей, предлагает в рамках более широкой программы демократизировать средства массовой информации. Учитывая, что 40 миллионов самых влиятельных и активных пользователей Facebook проживают в Великобритании, успешный государственный конкурент Facebook и Google доставил бы немало неприятностей этим гигантам, как и рекламодателям, которые на них рассчитывают. Однако несмотря на все свои преимущества, сеть может столкнуться с теми же проблемами, что и ее коммерческие конкуренты: коллективная, усиленная культурными особенностями зависимость и вырабатываемое сетью самоусиляющееся поле внимания и удовлетворения.
Именно здесь становится понятно, что это история вовсе не о корпорациях и технологиях. Щебечущая машина, может быть, и ужастик, но в нем участвуем все мы, пользователи. Мы – часть машины, и мы находим в ней свое удовольствие, каким бы разрушительным оно ни было. Но такой ужастик возможен лишь в том обществе, которое беспрестанно производит эти самые ужасы. Мы подвержены зависимости от психотропных устройств только потому, что сами хотим, чтобы нашими эмоциями управляли, чтобы их вытягивали из нас посредством неумолимых стимулов. Мы только рады погрузиться в транс, попасть в мертвую зону, уйти от всего, что разочаровывает нас в мире живых. Токсичность Twitter только потому лишь приемлема, что кажется меньшим из зол. «Ни одну зависимость, – писал Фрэнсис Спаффорд, – не объяснить изучением наркотика. Наркотик не вызывал такой потребности. Экскурсия по пивоварне не объяснит, почему человек становится алкоголиком».
Избавление от зависимости, как утверждает нейробиолог Марк Льюис, – это уникальный процесс преобразования. Он требует творческого прыжка. Аддикт не просто резко завязывает или принимает какое-нибудь вещество-заменитель, а справляется с непреодолимой силой привычки. Речь идет не о единственном решении, как, например, в случае голосования или покупки, когда результат появляется незамедлительно. Это длительный процесс превращения в другого человека. Одному придется пройти курс интенсивной психотерапии, другому – научиться чему-то новому, а третьему поможет только религия. Вся прелесть нейропластичности, говорит Льюис, в том, что несмотря на отмирание мозговой ткани, когда поле внимания сокращает и урезает синапсы, как только человек справляется со своей зависимостью, отмершие ткани не только восстанавливаются, но еще и нарастают. Бывшие наркоманы не просто возвращают потерянное – как правило, они открывают в себе абсолютно новые и более выдающиеся способности. Учатся жить по-другому.