Щепотка пороха на горсть земли
Шрифт:
— Ты коня вот так отпустил, за кобылу свою не переживаешь?
— А что за нее переживать, — хмыкнул он, подобрал рубашку и шляпу. — Во-первых, он стреножен, а во-вторых, если даже и влезет… Кобыла-то не моя. Извини, я сейчас, быстро, — сказал он и ушел к озерцу.
А Анна осталась, задумчиво глядя ему вслед и раздумывая над сложным вопросом, за что именно он извинялся. Но уже через несколько мгновений отчаялась это понять, в очередной раз напомнив себе о чрезмерной порядочности охотника, и перескочила на другой, более важный вопрос: насколько порядочна она сама?
Девушка смерила задумчивым взглядом пологую груду
Совесть кусала, но в итоге все же уступила любопытству и весьма сомнительному аргументу, что это за приличными девушками подглядывать нехорошо, а Косоруков — вряд ли так уж чист и трепетен. Да и не узнает он об этом… И через несколько секунд Анна по камням ловко пробралась к дальней части груды. Высоко лезть не пришлось, довольно быстро нашлась очень удобная щель между каменными обломками.
К этому моменту Дмитрий успел снять кобуру и сбросить сапоги и с очень сосредоточенным видом пробовал воду ногой. Анна закусила нижнюю губу, чтобы не захихикать. Ее, конечно, за шумом водопада не услышать, но все равно — нехорошо. Мало того что подглядывает, так еще и насмешничает.
А после стало уже не смешно. Мужчина сделал несколько резких поворотов из стороны в сторону, согнув руки, и Анна опять отвлеклась на созерцание. Широкая грудь, узкая талия, твердые предплечья…
Потом он с прежней неспешностью взялся за пуговицы на штанах, и Анна опять едва не захихикала, но уже над собой, представив, как она сейчас выглядит со стороны. Ведь даже дыхание задержала.
Под штанами предсказуемо оказались кальсоны до колен, и девушка поймала себя на опасении, что охотник окажется слишком скромным и купаться станет в них. Но нет, не оказался, и она получила возможность рассмотреть его в первозданном виде. И ни на мгновение не пожалела о собственном любопытстве, потому что в таком виде мужчина был исключительно хорош. Даже лучше, чем в одежде. Длинные ноги, узкие бедра, да и… все остальное тоже в порядке.
Без одежды Косоруков двигался неуловимо иначе — мягче, плавнее. Наверное, он просто осторожнее ступал босыми ногами, чтобы не напороться на острый камень, но отчего-то выглядел сейчас еще более дико и варварски, чем в их первую встречу. Но как-то… по-хорошему дико, правильно. Уместно. И Анна любовалась, дыша через раз, с удовольствием очерчивая взглядом крепкие мышцы и ловя движения.
Но когда он зашел в воду, девушка заставила себя отвести взгляд и вернуться к лошадям, оставив наконец мужчину одного. Полюбовалась — и хватит, а теперь было бы неплохо все это обдумать.
И увиденное, конечно, тоже, тем более волнующая картина до сих пор стояла перед глазами, но в куда большей степени — свои собственные симпатии. Не то чтобы неожиданные, но — внезапные.
Немалая часть взросления Анны пришлась на военные годы. Тогда зачастую было не до сантиментов во всем, и понятия о приличиях у нее сложились размытые. Умом девушка понимала, как положено держаться молодой незамужней девушке, и вполне могла бы при желании таковую изобразить, но не видела нужды.
Она бы, может, и девицей уже не была, но с мужчинами не складывалось. Никто не решался за ней ухаживать — Анну очень хорошо знали, любили и уважали, но она всегда была немного в стороне,
И кто бы мог подумать, что ее так заинтересует приезжий охотник. Перекати-ежик. Явился невесть откуда, надолго не задержится, укатится прочь… А она глядит на него с явным интересом и совсем не хочет, чтобы он уезжал. И эта ее уверенность, что он сможет прижиться в городе, стать своим, и все сравнения и ощущения, которые возникали внутри при виде этого человека. И Ийнгджи тоже говорил, и сама она ощущала в охотнике что-то необъяснимо близкое…
Стоило бы обсудить это с шаманом, да не с Ийнгджи, а с его дедом. Но шаманов непросто найти, бродят Бог весть где и являются только тогда, когда им духи велят.
Но важнее был ответ на вопрос не о том, что именно ее привлекает в этом мужчине, а о том, что делать с этим влечением?
Пока дожидалась возвращения охотника, Анна не стала копаться в его сумке без разрешения, пусть и интересовала ее только еда. Чтобы занять руки, подвесила лошадям торбы с овсом, вылила воду из фляг и набрала свежей под тонкой ниточкой маленького водопада в стороне, у дальнего конца водоема. Там вода торила себе обходную тропку, как раз годную, чтобы подставить горлышко фляги. А пить в этих горах можно было любую воду, вот разве что из реки ниже прииска Анна бы поостереглась. Приисковые конечно клялись и божились, что никакую дрянь в реку не сливают, и она за этим тоже приглядывала по возможности, но уследишь ли за всякой малостью.
Дмитрий и правда надолго не задержался, вернулся взбодрившимся и посвежевшим, и сразу пошел за своей сумкой.
Милохин проявил предусмотрительность и знание местности. По такой жаре большинство снеди испортилось бы, а вот сдобные лепешки, сыровяленная колбаса и зрелый сыр хоть и потеряли во внешнем виде, но на вкус оказались неплохи.
Для перекуса разместились здесь же на камнях, расстелив конские потники — одежде уже было нечего терять. Ножи при себе оказались у обоих, так что и сыр, и мясо быстро порезали крупными неаккуратными кусками. Подметив это сходство, Набель улыбнулась — она никогда не любила ни готовить, ни резать что-то, — а Косоруков и внимания не обратил.
— А можно личный вопрос? — затеяла все-таки разговор Анна. — От чего у тебя такие странные шрамы? На плече, на груди.
— А, эти… — он неодобрительно поморщился. — Да бес знает. То ли железом горячим прижгло, то ли ссадило кожу — я сам не помню, а чиньские врачи хоть и подлатали, за что им спасибо, не отличались разговорчивостью.
— А где ты встретил чиньских врачей? — изумилась Анна. — Наших, что ли, не было?
— У чиньцев не было, — усмехнулся он. — Нас, кто выжил после гибели корабля, вражеский экипаж подобрал, так что войну я там оканчивал. В плену.
— Извини, — искренне покаялась она. — Я и не сообразила…
— Да ничего, — Косоруков отмахнулся. — Было и было. Не увольнительная, конечно, но зато живой. Чиньцы с пленными нормально обращались, честно. Во всяком случае, с нашими. Это же не брексы с запада, на востоке честь — не пустой звук.
— Ты тогда и?.. — начала она, неопределенно взмахнув рукой, но потом сама же себя прервала: — Извини. Мне любопытно, но это не повод лезть в душу.
— Имеешь в виду, выгорел? — легко сообразил Дмитрий.