Щипач
Шрифт:
— Возможно, я мог бы остаться и тут прибрать? — пробормотал он. — Пустые кружки из бересты, осколки колбы, которую я разбил, прочий мусор …
— Пора на пенсию, — печально высказался Скворчонок.
— Зачем вы унижаетесь, Барсук Старший? — прошептал Гриф. — Где ваше достоинство?
— Шептаться бессмысленно, Стервятник! — взвизгнула Супермышь. — У меня совершенный слух, и я прекрасно вас слышу. А вы, — она вытаращилась на Барсука Старшего, — можете действительно тут прибраться. Для более важных дел вы всё равно не годитесь.
Глава 6, в которой враг врага — это друг
— Зачем ты отпустил Песца?
— Он
Ответа не последовало. Крысун молчал. Лицо его было непроницаемым. Однако Барсукот уже умел различать оттенки непроницаемости на лице Крысуна. Сейчас непроницаемость была отчётливо неодобрительной.
— Песец действительно не Щипач, — добавил Барсукот для убедительности. — Хотя и премерзкий тип. Я сказал ему проваливать в своё Заполярье и никогда здесь больше не появляться.
Крысун ничего не ответил. Барсукот не любил, когда Крысун так долго молчал. Ему становилось не по себе и начинало казаться, что Крысуна вообще нет. Что он остался один.
— Ты не думай. Я проверил его показания, — пояснил Барсукот. — У меня надёжные источники.
— Я не думаю, — бесцветным голосом ответил Крысун. — Я знаю, что ты зря его отпустил. Он же сдаст тебя первому встречному. Расскажет, где ты скрываешься. И показания
его ты зря проверял. Эти твои источники … они тебя тоже сдадут.
— Но я же не мог держать в неволе невиновного зверя!
— Это всё лирика, — сухо сказал Крысун. — Я не люблю лирику. Технически ты мог держать его в неволе. И тебе это было выгодно. А ты отпустил его. Это риск. Тебе не выгоден риск. Тебе нужно срочно бежать из Чёрного дома. Я отведу тебя в другое убежище.
— Спасибо, друг. Но мне нужно ещё немного времени здесь. Полчаса-час, не больше.
— У тебя нет времени, Барсукот. Весь район оцеплен. Везде шастают охотничьи псы. На тебя организована облава. На самом высоком уровне. Сама Ласка одобрила эту облаву на срочном совещании. Называется «Операция «Антикот»».
— «Антикот», — горько усмехнулся Барсукот. — То есть они уже даже мысли не допускают, что Щипач не я, а кто-то другой? Не говоря уже о том, что я вообще не кот.
— Ну, после того, как в дупле дуба у скотобойни нашли ощипанного воробья, и при этом там повсюду твои отпечатки и следы, и тебя там видела барсучиха … Да. Они уверены, что это именно ты. И вообще-то ты кот.
— Я Барсукот. И это не я ощипал воробушка. Меня кто-то подставил.
— Да, конечно, — кивнул Крысун.
Но Барсукоту показалось, что на непроницаемом лице Крысуна мелькнула тень недоверия. Барсукот вдруг почувствовал себя мокрым, испуганным, выброшенным за шкирку в холод и дождь котёнком. Если он лишится доверия Крысуна … Если он потеряет своего последнего друга — для него всё пропало. Кто тогда поддержит его в тяжёлый и страшный час? Кто даст взвешенный, лишённый эмоций, мудрый совет? Кто предупредит об опасности? Кто расскажет про операцию «Антикот», одобренную на самом высоком … Стоп.
— А откуда ты знаешь, Крысун, что операция называется «Антикот»? И что она одобрена на срочном совещании Лаской? На такие совещания пускают только своих. И там очень хорошие меры безопасности. Неужели у тебя есть знакомые крысы, вхожие в кабинет вожака Союза Смешанных Лесов?
— Я сам такая крыса, — спокойно сказал Крысун. — Я сам вхож в кабинет Ласки.
— Но тогда … тогда … почему ты мне помогаешь?!
— Потому что я ненавижу Ласку, — просто сказал Крысун. — Её враг — мой друг. Ласка мягкая и пушистая только с виду. А в душе она — кровавый тиран. Она жрёт своих подчинённых. Скольким
— Я горжусь знакомством с тобой, — потрясённо сказал Барсукот. — Позволь пожать твою лапу.
— В порядке исключения, — кивнул Крысун. — Вообще-то я не люблю, когда меня трогают.
Крысиная лапа показалась Барсукоту холодной, когтистой и очень сильной. Холодный ум, отвага, ярость и сдержанность — всё в этом лапопожатии.
— Теперь идём, — сказал Крысун. — Нам нельзя терять ни минуты.
— Я должен дождаться важного сообщения, — мотнул головой Барсукот.
— От кого?
— От одного специалиста по маньякам. Он просто гений. Мастер своего дела. Я возлагаю на него большие надежды.
Глава 7, в которой никому нельзя верить
— …Бывают маньяки, которые бегают по лесам, из пасти у них идёт пена, глаза в красных прожилках, они кидаются на всех зверей без разбору и в бешенстве разрывают их зубами на части … — Барсук Старший с кряхтением наклонился и собрал в мусорный лопух обломки скорлупы, ещё недавно бывшие колбой Грифа Стервятника, в которой тот хранил своих комаров. — Бывают, да. Но наш Щипач не таков …
В последнее время Барсук Старший всё чаще размышлял вслух. То есть вообще-то он разговаривал по старой привычке со своим напарником Барсукотом. Но, поскольку Барсукот был воображаемым, выходило так, что Барсук Старший беседовал сам с собой. Он взял новый мусорный лопух.
— …Наш Щипач — маньяк совершенно другой породы. Он из тех, кто считает свои зверства частью творческого процесса. У таких маньяков бывают свой стиль и свой почерк. Они тщательно продумывают каждый свой шаг. Они разрабатывают сценарий. Не случайно их называют серийными. Преступления для них — своего рода серии фильма или книжные главы. Они часто берут за основу уже существующий популярный сюжет. Тут главное — понять зверскую логику той истории, которую эти безумцы пытаются нам рассказать. — Барсук Старший принялся собирать в лопух использованную берестяную посуду. — В данном случае это история про птиц. Про птиц и про их сожжённые перья.
Пепел перьев … Перья в огне … Огромное, во всё небо, охваченное пламенем крыло белоснежной птицы … Барсук Старший зажмурился, чтобы отогнать наваждение, но и с закрытыми глазами он видел вспышки огня и летящие в него комья раскалённой земли.
Он пошатнулся и ухватился за ствол, чтобы не упасть. Пулемётный треск горящих сосновых корней и игл … Полный страха и боли крик беспомощной самки … Нет, нет, нет. Это всё внутри головы. Это нервное. Отголоски кошмара, оставшегося далеко в прошлом. Кошмара, который Мышь Психолог советовала ему «отпустить». «Ты постоянно мысленно возвращаешься назад, в ту ночь, когда случилось непоправимое, — говорила ему Мышь Психолог. — Но на то оно и непоправимое, что его не исправить. Та ночь прошла. Не мучай себя, не цепляйся за своё прошлое. Отпусти». Ему казалось, что он давно уже не цеплялся. Казалось, что он давно уже отпустил. Столько лет он заедал свои воспоминания личинками и дождевыми червями, запивал их мухито, отгораживался от них слоями барсучьего жира. Столько лет с ним уже не случалось таких вот нервных припадков …