Щит судьбы (Велиcарий - 3)
Шрифт:
Эйд понимал человечество как шпалеру. Но он словно слепой пытался нащупать сами нити - людей.
"Мы, римляне, во многом подобны малва. Мы также построили огромную империю из многих различных народов и наций. Они строят империю, вводя жесткие иерархические правила. Для них очень важна чистота крови, они тщательно следят за ней и правом наследования. А мы делаем наоборот. Их методы дают им большую власть, но мало гибкости. И, самое важное, никакой искренней преданности. Мы победим их только хитростью и преданностью".
Велисарий стал развивать мысль, почти
"Это правда, Эйд. Я - главный и первый полководец Рима, потому что одержал победы над персами и варварами. Я победил в тех сражениях - конечно, со своими фракийцами, но также сирийцами и иллирийцами. Но греческие солдаты, формирующие сердце римской армии, мало меня знают - за исключением репутации. Это слишком абстрактно. А для войны против малва эти вещи являются ключевыми. Я должен завоевать их преданность и Доверие. Не только тех людей, которые пойдут в битву сегодня, но и всех других, которые последуют за ними".
Он помолчал и заговорил снова, завершая мысль:
"Другого пути нет. Полководец может завоевать преданность только тех войск, которые знают, что он точно так же предан им. Я уже показал войскам из гарнизона, что меня надо принимать всерьез. Мои требования. Теперь я должен показать им, что и я их принимаю всерьез. Их бросок является ключевым в сражении. Если он будет совершен правильно, то внимание врага зафиксируется на греках. Враг и не подумает, что поблизости есть другие даже более опасные противники, скрывающиеся в лесу".
Эйд молчал. Потом заговорил жалобно:
"Это будет очень опасно. Тебя могут убить".
Велисарий не ответил. К этому времени он уже приближался к центру лагеря, разбитого войсками Константинополя. Он уже видел что Агафий сидит верхом на коне, покрытом броней, примерно в пятидесяти ярдах от него, окруженный трибунами и гектонтархами Молодой хилиарх отдавал последние распоряжения. Однако он не выкрикивал их актерски, не играл на публику, как делали многие римские командиры утром перед сражением. Велисарию довелось повидать немало таких. Даже на таком расстоянии было понятно что среди командования константинопольских войск царит дружеская обстановка и все расслаблены.
В чувство удовлетворения полководца ворвался голос Эйда: "Мне будет тебя не хватать. Очень сильно". Велисарий сконцентрировал все внимание на гранях. Как и много раз в прошлом, его ослепил калейдоскоп меняющихся цветов этого самого странного из божеских созданий. Этой удивительной души, которая называла себя Эйд.
"Мне тоже будет тебя не хватать. Очень сильно". Велисарий услышал, как Агафий приветствует его. Он приветственно поднял руку в ответ. Но он еще не закончил разговор с кристаллом.
"Давай попробуем избежать этой проблемы, а?" Грани сверкнули и повернулись, приняв новую конфигурацию. Начала кристаллизоваться форма, образ, которые Велисарий в них никогда не чувствовал.
"Я помогу", - пришел ментальный импульс. Твердый, уверенный и в то же время какой-то тонкий и гибкий. Почти похожий на ласку.
"Этим несчастным ублюдкам звиздец. Звиздец!"
– Я ничего не говорил, - запротестовал Валентин, когда увидел обвинение в глазах полководца. С печальным видом оскорбленного в лучших чувствах, он показал большим пальцем на огромного катафракта, едущего рядом с ним.– У него спроси.
– Этот человек молчал, как гробница, полководец, - подтвердил Анастасий.– Хотя сомневаюсь, что он думал о философии, как я. Я всегда философствую перед сражением, ты же знаешь. Нахожу слова Марка Аврелия в особенности...
Валентин что-то пробормотал себе под нос. Анастасий вопросительно посмотрел на него.
– Что это было? Я не уловил.
Велисарий улыбнулся.
– Я думаю, он сказал: "Трахнутая философия". Но, может, и нет. Может, он молился древним духам Фракии. Ты же понимаешь, что нас ждет битва. Вот он и просил у них защиты в предстоящем сражении.
Валентин только что-то пробормотал себе под нос. И Эйд бормотал. Бормотал и бормотал.
Глава 18
Велисарий приказал идти в атаку, как только увидел, что первые подразделения сирийской легкой конницы возвращаются с поля боя. Само поле располагалось к востоку от усадьбы, но находилось слишком далеко, чтобы четко видеть, что там происходит. Велисария от него отделяло не меньше мили. И с этого расстояния оно казалось просто облаком пыли, поднявшимся над ровной долиной, которая когда-то была плодородной. Вид также заслоняли срубленные деревья, еще недавно, ограничивавшие территорию императорских охотничьих угодий, а теперь сложенные кучами. Но благодаря своему опыту полководец мог судить о происходящем только по одним звукам.
Основываясь на услышанном, Велисарий решил: дело продвигается очень хорошо. Его особенно радовала - если он правильно интерпретировал звуки ситуация справа. Там Аббу с подчиненными сконцентрировали внимание на других арабах, выступающих с противной стороны.
Разведчики Аббу были бедуинами и в свое время поклялись служить династии Хассанидов. Хассаниды являлись традиционными союзниками Рима в Северо-Западной Аравии. На самом деле скорее вассалами, но Рим всегда очень внимательно относился к чувствам арабов и старался их не оскорблять. Лахмиды в той же Роли служили персам в Северо-Восточной Аравии, пока не переметнулись к малва.
Малва были новым врагом, как для Рима, так и для его союзников Хассанидов. Но разведчики малва оставались теми же арабами, поклявшимися в верности Лахмидам, с которыми Аббу, его подчиненные и их предки сражались уже несколько столетий. Этот конфликт имел древние, горькие корни.
Обе стороны в этом сражении кричали, как свойственно арабам, но были и тонкости, которые ясно уловило опытное ухо полководца. Какое-то время обычные завывания доносились с одной и другой стороны, то усиливаясь, то стихая, потом звук битвы стал совершенно другим.