Щит

Андрижески Дж. С.

Пчелы опыляют дикие цветы среди травы, которая доходит мне до бёдер. Я вижу тех обросших, похожих на осликов лошадей, которых пожилые люди называют кулан. Они стоят кучками, покачивая головами на ветру. Затем, среди всей этой умиротворённости и безмятежности…

Я слышу крик.

Я тут же приседаю к земле.

Я где-то в другом месте, глубоко в темно-зелёном лесу. Он отличается от леса, который я мельком видела с того травянистого холма под сине-белым солнцем.

Густые деревья смыкаются вокруг меня, блокируя свет, оставляя его приглушенным, как в кафедральном

соборе. Замшелые камни усеивают покатую землю. Я задаюсь вопросом, нахожусь ли я все ещё в Азии, но это кажется неправильным.

Я все ещё гадаю, где же я, как это связано с тем, где я находилась мгновением раньше, когда тишина нарушается очередным воплем.

— Взять его!

Гибкая фигура бежит мимо меня по покатому лесному склону, с возгласом перепрыгивая через упавший ствол. ещё больше фигур бегут мимо; они проносятся по холму неровным строем, как волки, сломя голову устремляясь вниз и крича.

Они — дети.

— Обгоняй его, Стами! Не позволяй ему удрать слишком далеко вперёд!

Хозяин этого голоса стоит надо мной на том же холме, ближе, чем я думала, пока его слова не заставили меня резко поднять взгляд к его высокому месту на вершине серого булыжника. Его круглые щеки и розовые губы принадлежат кому-то лет двадцати, но его грудь уже напоминает бочку, а его ладони такие огромные, что могли бы закрыть все моё лицо. Хоть его глаза и черты лица смутно напоминают азиата, его волосы белые как мел, а радужки глубокого чёрного цвета.

Он слишком крупный для своего возраста, думаю я.

С ним что-то не так.

— Обгоняй его! — кричит он. — Стами! Не позволяй ему добраться до тех колючек!

Я вижу их добычу, когда прослеживаю за его взглядом. Будучи темнее деревьев, эта маленькая фигурка проворно движется, снуёт меж деревьев как олень. Он бежит тихо, но полностью отдаётся процессу, вся его сущность сосредоточена, дыхание словно задержано. В отличие от других детей он босой. Его кожа смуглая. Черные волосы липнут к вспотевшей голове.

Я позволяю себе взглядом проводить его петляющий след между деревьев, и после кратчайшей паузы я вижу через него, его глазами… затем его разумом.

Он знает эти леса.

Если он сумеет сбросить Стами, самого быстрого из его преследователей, он может скрыться в зарослях по другую сторону небольшого потока. Будь у него хоть несколько секунд форы, он может сделать это. Он уже проделывал это.

Я думаю о Братце Кролике и его терновых кустах…

Когда высокий мальчик проламывается через кучу зарослей и бросается вперёд. Он ловит маленького мальчика за рубашку. Он дёргает его, швыряет в сторону и в грязь, ставя ему подножку, как волк, заваливающий оленя. Они падают в сосновые иголки, мох и грязь у берега ручья.

Они борются.

Черноволосый мальчик старается подняться, но высокий мальчик хватает его за волосы, за одежду, за лодыжку, задерживает его, пока остальные не нагонят их. Ещё несколько мальчиков без оглядки кидаются в драку, распластав черноволосого мальчика в грязи буквально на расстоянии ярда от ручья.

Я слышу его крик.

Он разбивает сердце. Крик поражения.

Они

рывком приводят его в вертикальное положение.

Он встаёт, тяжело дыша, одинокий. Он носит одиночество как плащ, и оно влечёт меня, резонируя с моей болью разделения.

Я невольно ему сочувствую. Я хочу вмешаться, оттащить его от рук тех других детей, которые кажутся мне животными — без разбору жестокими, бесконечно голодными. Я хочу защитить его, но не могу дотянуться до него сквозь все то время, что стоит между нами.

Теперь я рядом с ними.

Моя световая нога исчезает внутри весёлого ручейка, полного разноцветных камней. Это место настолько прекрасно, что страх, вибрирующий в воздухе, не совсем осознается. Ему просто не место в этом соборе солнца, листвы и отдалённого чириканья птиц.

Темноволосый мальчик стоит нетвёрдо, его нога болит. Три более крупных мальчика удерживают его, пока он борется — и каждый выше его на голову или даже больше. Миндалевидные глаза смотрят из-под лохматых черных волос. Его лицо круглое, покрытое синяками, кожа загорела от долгого нахождения под солнцем.

Он почему-то выглядит более матерым, чем остальные — словно он больше ночей провёл на улице. Словно он дольше держался без еды. Мальчик, который первым повалил его, заносит кулак и неумело бьёт его по губам. Тот же мальчик, которого, как я знаю, зовут Стами, ударяет его снова.

Затем приходит беловолосый гигант.

Он берет на себя все разговоры. Я не знаю, на каком языке они говорят, но уверена, что не будь я в Барьере, я бы их не поняла.

— Урок номер один, Ненз, — он щелкает языком с притворным сочувствием. — Что случается, когда грязнокровные трахатели червей нарушают правила?

Темноволосый мальчик смотрит на Стами, затем на ребёнка-гиганта с белыми волосами.

Моё зрение переключается туда-сюда между его видом и моим собственным. И вновь я хочу встать между ним и этим странным мальчиком-альбиносом с жестокими, глубоко черными глазами. Но это уже произошло. Это уже существует как запись во времени.

«Джервикс», — шепчет мой разум.

Это имя гиганта.

Джервикс смеётся.

— Ненз! Разве сегодня мой день рождения? Ты даёшь мне повод избить тебя до такой степени, пока ты не начнёшь писать кровью? Ты так сильно меня любишь, коротышка?

Выражение лица темноволосого мальчика на мгновение вздрагивает.

Для него я не получаю имени, если не считать того, как называет его гигант. И все же каким-то образом я знаю, что именно ради него мы с Тарси пришли сюда.

Меня пугает, что он такой реальный, такой уязвимый.

— Я не нарушал никаких правил, — говорит он глухо.

— Ты говорил с ней. Мы тебя видели.

Стами выдёргивает нож из ножен на ноге, подносит его к лицу маленького мальчика, показывает ему. Джервикс, беловолосый гигант, улыбается.

— Ты её хочешь, Ненз? Вот что ты делал? Пытался забраться к ней под одежду?

Стами, высокий красивый ребёнок, опускает нож на его голую руку.

На лицо смуглого мальчика возвращается страх.