Щит

Андрижески Дж. С.

«Не все твои братья и сестры выбрались на человеческую шахматную доску, — говорит она. — Но многие проявились в других местах».

Она показывает на изображение танцующего кролика.

«Шут [8] , - говорит она. — Трикстер [9] ».

Я показываю на изображение черепахи под Землёй. «Это тоже выглядит знакомым. Кто он?»

8

Шут —

это название одного из старших арканов Таро. Эти арканы давно стали распространёнными архетипами, и возможно, именно это имеет в виду Тарси, говоря, что «многие проявились в других местах».

9

Трикстер — архетип в мифологии, фольклоре и религии — «демонически-комический дублёр культурного героя, наделённый чертами плута, озорника» — божество, дух, человек или антропоморфное животное, совершающее противоправные действия или, во всяком случае, не подчиняющееся общим правилам поведения.

«Мудрость, — говорит Тарси. — И по традиции это «она», — она показывает на создание, которое я до сих пор не видела. Оно вплетено в материю океана. — «Дракон» — достаточно близкое слово в английском. Но не совсем то. Не совсем рыба. Возможно, точнее будет назвать его «Рождение». Он и Мудрость — созидание, мужчина и женщина. Ближе к китайскому значению дракона, нежели к тому, как его видят европейские люди» [10] .

10

В китайской культуре дракон — символ доброго начала ян. Кроме того, примечательно, что в китайской версии легенды о Великом Потопе бог сначала решил покарать смертных, а потом пожалел их и послал на их спасение огромную черепаху и гигантского крылатого дракона. Они помогли богу осушить землю и спасти людей, после чего три героя вновь создали мир. Например, где дракон проводил хвостом, там появлялись новые реки — в китайской культуре образ дракона вообще прочно связан с культурой воды.

Её взгляд возвращается ко мне, её глаза бледны как звезды.

«Некоторые из этих созданий не реинкарнируют здесь в индивидуализированной форме, Мост Элисон. По крайней мере, не так, как появилась ты или Сайримн. Они в большей мере Барьерные существа, неспособные в стабильной форме существовать в данной плоскости».

Я обвожу взглядом остальные образы. Мы не охватили и трети.

«Теперь ты понимаешь?» — спрашивает она.

«Понимаю? — я смотрю на неё. — Понимаю что?»

Она улыбается, и её улыбка терпелива.

«Почему Смерть — это твоя ответственность», — говорит она.

Глава 19

Не так-то просто

Той ночью я спала плохо.

Глубоко зарывшись в мех, в основном шкуры коров и яков, я не испытывала недостатка в тепле, и постель не была слишком жёсткой.

Это все он. Боль разделения пришла, как только я закрыла глаза.

В смеси с ней пришла паранойя, какой я не испытывала с тех пор, как он впервые уехал в Египет. Я знала, что это иррационально. Что бы Ревик ни делал, чтобы уклониться от правды, когда она причиняла ему неудобства, я знала, что он никогда не говорил мне откровенной лжи. Он предельно ясно дал понять, что ожидал от меня моногамии, и что он имел достаточно всеобъемлющее определение того, что это слово означало.

Кроме того, если ему и захотелось немножко

до моего возвращения, он был достаточно умён, чтобы сделать это где-то за пределами Сиртауна.

Однако эти мысли не слишком поднимали мне настроение. Как и понимание, что я оставила его со знатным стояком — ситуация не слишком отличалась от тех раз в прошлом, когда он прибегал к услугам других.

Однако где-то в гуще этого беспокойства я все же заснула.

Я знаю это потому, что на следующее утро меня разбудила девочка.

Я наконец-то выведала её имя — Ханна, надо же! — прямо перед тем, как она протянула мне кружку того коричневого напитка, от которого шёл пар. Я вытащила себя из груды шкур и тут же получила другую кружку — в той содержался обязательный чай с маслом яка.

Это в сочетании с пронизывающим холодным воздухом, проникавшим через открытые окна, не слишком улучшило моё настроение. Одной из положительных черт видящих в Сиртауне являлось то, что они претерпели достаточное влияние запада, чтобы уметь оценить хорошее эспрессо.

Тарси не тратила времени впустую.

Потянувшись и лениво накинув на себя одежду, я ощутила тычок в своём разуме. Она сидела на том же коврике, который лежал на каменных плитах у камина. Посмотрев вниз, я заметила, что коврик представлял собой значительно меньшую по размеру и менее затейливую версию того ковра, что я видела в пещере Памира.

Она похлопала ладонью по шерсти, глаза смотрели выразительно.

Неохотно поднявшись, я подошла и села рядом с ней, скрестив ноги.

Я постаралась игнорировать завитки света, которые чувствовала — они робко окружали меня из какого-то другого места.

Он лежал в кровати. Я чувствовала, как он лежит там, глядя в белёный потолок.

Меня внезапно озарило, что где бы он ни был, это не походило на Сиртаун. Панический шёпот вспыхнул в моей груди, но я подавила его прежде, чем он успел расцвести в полноценную панику, и постаралась скрыть это чувство от него. Я не пыталась определить, где он может находиться или в чьей постели он может лежать.

Я взглянула на Тарси, все ещё ощущая его по краям своего света. Я знала, что он не спит, и от одного этого осознания становилось сложнее удерживать концентрацию.

Я смотрела, как Тарси махнула Ханне, которая присела на корточках у каменного камина, мешая что-то в висевшем железном горшке. Ханна стеснительно улыбнулась мне этими ровными белыми зубами, протягивая вторую чашку похожего на кофе напитка.

— Так с чего мы начнём? — спросила я у Тарси.

Тарси протянула руку.

Как только она распрямила пальцы, я…

***

…оказываюсь в каком-то другом месте.

Я стою в поле.

Оно такое неподвижное и умиротворённое, что я поражена, почти ошеломлена безмятежной красотой этого уединения. Наверное, я ожидала жестокости.

Сцен войны, воплей или криков людей.

Вместо этого сквозь облака пробивается поразительно яркое солнце, почти сине-белое по цвету.

Я одна. Горы поднимаются высокими стенами, со всех сторон окружая место, где я стою. Высокие травы колышутся у моих бёдер, плывя вниз по холму и вокруг озера столь бледного, что оно кажется ледяным. Над озером более зазубренные и покрытые снегом вершины разрезают горизонт.

Я узнаю это место, но не знаю, почему.

Мир здесь ощущается иным.

Он более живой. Или, может быть, менее разрушенный в каком-то отношении.

Крики нарушают тишину. Ветер наполняется темным хлопаньем птичьих крыльев — я никогда столько не видела в одном месте. Они поднимаются как облако, темной спиралью, которая изгибается в синем небе. Я прикрываю глаза рукой, чтобы иметь возможность понаблюдать, как они изменяют направление синхронным биением коротких крыльев. Секунды спустя дерево возле меня наполняется ими. Они усеивают ветки как маленькие стражи, воркуя друг с другом и чирикая, мелькая между ветками.