Щит
Шрифт:
— Нет! Нет… Я ничего не делал!
— Лжец. Она девушка Стами. Оставь её в покое.
— Она говорила со мной!
Стами злобно надавливает ножом, и темноволосый мальчик кричит. Стами продолжает резать, проводя лезвием вверх по его руке и плечу до шеи. Темноволосый мальчик снова кричит, вырываясь из их рук.
Кровь течёт по его боку, пропитывая верх его штанов.
Другие смеются, но теперь их смех звучит нервно, напряжённо.
Лишь усмешки Джервикса кажутся искренними.
Голос Стами звучит тише, и я слышу там настоящую злость.
— Твой дядя платит
Беловолосый мальчик делает шаг вперёд.
Все ещё слегка улыбаясь, он жестом показывает Стами убрать нож.
Стами немного колеблется перед тем, как убрать лезвие от смуглой кожи. Он демонстративно вытирает его о штаны, словно запачкал лезвие, пока сдирал шкуру с животного.
Смех Джервикса звучит уродливо; он принадлежит кому-то намного старше.
— Не будь жадиной, Стами, — он жестом показывает им развернуть мальчика, развязать его штаны спереди. — Думаю, мы можем дать Нензу то, чего он хочет.
Смех снова делается нервным. Они шаркают ногами, но никто не уходит. Двое немного отступают и зачарованными пристальными взглядами смотрят, как беловолосый мальчик хватает маленького за волосы, заставляя встать на колени.
Они уже сдирают его потрёпанные штаны, когда мой разум осознает, что происходит. Я едва успеваю заметить обречённое выражение на смуглом лице, когда его силой нагибают через полено. Его голова, плечо и руки кровоточат из-за ножевых ран, но он все равно борется с ними, худые руки и ноги дёргаются, извиваются в жалкой, животной панике.
Вопреки его борьбе становится понятно, что этот ритуал знаком, что он уже воплощался в жизнь, что это произойдёт вновь, что он проиграл в тот же момент, когда Стами схватил его за рубашку и повалил в грязь…
***
Я отключилась.
Я сидела на коврике, скрестив ноги и подавляя непреодолимое желание заплакать, поколотить кулаками пожилую женщину, которая сидела напротив меня.
Вместо этого я неподвижно сидела на коврике, стараясь дышать, дыша слишком часто, глядя в её ясные глаза, пока, наконец, мне не пришлось отвернуться.
То, что она мне показала, было жестоким. Такое безжалостное зверство всегда сокрушало что-то во мне. Но дело не только в этом. Исходившее от того мальчика горе, то осознание в его глазах, глубина его депрессии — все это оказалось для меня невыносимым. Я даже не могла чувствовать столько всего разом.
Все это было слишком; слишком сильно, слишком реально.
Часть меня оказалась раздавлена внутри его маленького тельца, и я не могла выбраться.
Та часть меня содержала больше чувств, чем я пережила за всю свою жизнь в совокупности, даже включая смерть моего папы от множественного склероза, гибель моей мамы от рук Териана, потерю Ревика, убеждённость, что Джон и Касс мертвы.
Этого хватило бы, чтобы сокрушить чей-то рассудок, если прожить в таком состоянии достаточно долго.
Тарси осторожно наблюдала за мной.
— Видишь, Мост? — спросила она. — Убить его не так просто, как
Я все ещё дышала с трудом.
— Это был он? Сайримн?
— Давным-давно да. Когда он был цельным.
— Цельным, — я посмотрела на неё, стараясь справиться с эмоциями, которые все ещё искажали мой свет узлами, вызывая спазмы в руках и шее. Я все ещё пыталась осмыслить все это, но потом осознала, что не могу, и вместо этого позволила всему проноситься сквозь меня, словно ожидая, когда минует шторм.
Мгновение спустя мой голос прозвучал почти нормально.
— Что это значит?
— Он оказался сломлен, Мост, — её глаза всматривались в мои с открытой пытливостью. «Смерть — это лишь одна грань. Это роль, передаваемая от жизни к жизни, возможно, даже между различными существами. Совсем как Мост».
Её взгляд приобрёл резкость, ища понимание.
«Личность обуздывает роль… держит её под контролем. Сама по себе Смерть может быть невероятно губительной силой. Важно, чтобы ты помнила этого мальчика. Некогда он был цельным. Он был настоящей личностью. Смерть — это сложный путь. Сложнейший из всех».
Своего рода ужас омыл меня, когда я осознала её слова.
Мы только начали. Тот проблеск детской жестокости был лишь прелюдией нашей охоты, но не самой охотой. Это всего лишь способ, которым Тарси знакомила меня с объектом нашего наблюдения.
От неё я чувствовала, что это было ещё и тестом.
Она хотела знать, смогу ли я с этим справиться.
Подумав о том, как эта одна сцена, скорее всего, вписывается в более длинную хронологию создания, которое она называла «Смертью», я честно не знала, смогу ли справиться.
И вновь я вспомнила кое-что, что сказал мне Ревик.
«Чтобы найти что-нибудь или кого-нибудь в Барьере, — говорил он, — ты должна стать тем, что ты ищешь. Барьер — это резонанс, Элли. Мы, видящие, этим и занимаемся… мы резонируем с вещами. Это мы и делаем».
Чтобы найти его, мне придётся стать Сайримном.
Глава 20
Клаустрофобия
Ревик стоял на краю выжженного кратера.
Опалённые выбоины испещряли две трети похожей на крепость постройки, сделанной из чёрного камня. Если бы он не видел пиратские кадры того, как здание взорвалось наружу, он подумал бы, что в гору попал метеор. Кратер все ещё дымился в отдельных места почерневшей части ямы.
Деревья оказались сшибленными в радиусе целой мили от эпицентра.
Аккуратно наклонившись, чтобы посмотреть через край, Ревик прошёлся взглядом по частям тел, где те врезались в камень, землю и пыль. Подавшись назад, чтобы его вес более стабильно держался на краю, он взглянул на Балидора.
Сероглазый видящий хмурился, не глядя на Ревика в ответ.
Они пробыли здесь всего час, а Ревик уже привыкал к запаху. Он вызывал воспоминания о военных временах, особенно о печах.
Вздрогнув, Ревик отвёл взгляд, следя за движениями остальной команды разведчиков.