Щит
Шрифт:
В рисунок вплетается бесчисленное множество других фигур.
«Кто они все? — спрашиваю я. — Они не могут все быть Мостами?»
«Нет, — соглашается она. — Эта фреска служит изображением созданий-посредников. Тех, о которых нам известно, — она вновь улыбается. — Они — твоя семья, Мост Элисон. Твоя истинная семья. Последние из твоего рода олицетворены здесь».
Я кошусь на неё, вновь поражаясь яркости её света.
«В каком смысле —
«Ты же знаешь миф, верно? Миф о Трёх?»
Я киваю. Однако мне неловко. Я на самом деле не знаю его. Правильнее будет сказать, что мне известно об его существовании. Миф — одна из тех вещей, которые отделяют меня от других видящих. Они воспитывались на Мифе, а я — нет, и никакое количество пересказов не сделает этот Миф частью моей повседневной реальности, которой он является для них.
Тарси улыбается так, словно понимает. Ну, или хотя бы так, словно она меня слышит.
Она начинает пересказывать.
В её сознании Миф — это поэзия.
Даже больше. Это живое сознание.
Фразы наполняют меня светом, резонируют с тонкими структурами в моем aleimi. Музыка разворачивается изнутри смятых кармашков смысла, раскрываясь, словно бутоны цветов, рисуя интимные образы прошлого, настоящего, будущего.
Она поёт:
«Дыхание любви разгорается в бассейнах золота, но это не первое…
…Не последнее, и даже не начало. Люди плывут на поверхности Muuld, в мире, размеченном садами для избранных. Мы проламываем простоту плоскими хвостами и пальцами ног, похожими на пальцы рук, кутим в яркости молодого света.
Наши ряды множатся, наши конечности простираются, источая нежные волны. Мы завоёвываем миры тревожно быстро. Мы охватываем созидание нашими работами, одновременно уродливыми и изумительными. Когда время приносит новое, когда каждый круг рождения и хаоса начинается…
Это не может длиться. Первая раса поглощает себя внутри себя. Она взывает к Смерти, и Смерть слушает. Но Смерть нельзя оставить в его одиночестве, только не первым в нашей боли. Сострадание приносит слезы, изумительный Мост касается неба. Они смотрят, страшатся.
С ней Смерть оставляет кости, дабы питать новых. Любовь смягчает Смерть, привносит меж них надежду. Приходят другие, чтобы сплести следующих, и…
Те из нас, что остаются, должны расти или сгинуть. Мы творим магию за пределами того, что видит любой после. Но боги закрыли двери в те другие миры, и им остался лишь один, и он одинок. И в этом мире рождена Вторая раса, из деревьев и из-под камней.
Они вырастают по нашему подобию, и все же верят, что одиноки. Их работы заполоняют тот одинокий мир, пока они не встречаются с нами и не страшатся. Огни выгорают дочерна во второй раз, во второй жизни. Смерть слушает, пока Мост спускается вниз, освещая путь на небеса.
Песнь любви сияет маяком, оставляет их одних. Золотой океан покрывает все раны.
Вторая раса следует путём первой, а те, что остались позади, обречены смотреть, как огни вновь горят. Время ускоряется, и все истории складываются внутри самих себя.
Что
Когда приходит Третья Раса, они приносят с собой звезды. Мы оставляем их, наших Стражей Середины. И Мост раскручивает свой свет…
…Пока мы не перестаём жить здесь».
Глава 18
Элерианцы
Когда её слова обрываются, внутри Барьера воцаряется тишина.
В этой конструкции пещеры я осознаю, что никогда прежде не слышала Миф вот так.
Несколько секунд я могу лишь стоять там, пока строки продолжают отражаться в моем aleimi как дрожь живых разрядов электричества. Сами слова содержат какой-то свет, который не кажется мне светом; я ощущаю его как присутствие, сопровождаемое эмоциями и образами. Я позволяю им омывать меня, ожидая своеобразного… даже не знаю.
Понимания, возможно.
Что-то, что заставит меня почувствовать, словно я знаю то, чего не знала прежде.
Но этого нет. Не в той манере, которая кажется логичной моему разуму.
Тарси нарушает эту торжественность и усмехается.
«Видишь? — говорит она. — Женщина. В старых мифах Мост — всегда «она», никогда не «он».
Но сейчас я прокручиваю в своей голове другие слова. «Миф. Он вроде как намекает, что я не являюсь, то есть, на самом деле не являюсь…»
«Ты не Сарк», — соглашается она.
Её слова звучат буднично, точно она излагает малозначительный факт.
«Не вторая раса, — подтверждает она ещё раз. — Ты — первая раса. Все создания-посредники — первая раса. Мы называем их Элерианцы. Вторая раса — это Sarhacienne, «Вторые»… Сарки. Третья раса называет себя людьми. Древние имена для них теперь не имеют значения».
Я слышу лишь часть из этого. Я повторяю её слова как говорящий скворец, словно если Тарси услышит их вновь, то она может поменять своё мнение относительно сказанного.
«Я первая раса, — посылаю я. — То есть, на самом деле другой вид? Биологически другой?»
Когда Тарси приподнимает световую бровь, я вижу красные и оранжевые искры, курсирующие по венам моего aleimi.
Я спрашиваю её снова. «Я не только не человек, я даже не Сарк?»
Она улыбается. «Ты знала, что отличаешься от нас. Свет в твоих глазах — он виден для людей. Твоя кровь не похожа на нашу. Есть и другие вещи. Ты телекинетик. Это не свойственно Саркам. Ты достигла физической зрелости слишком быстро для Сарка. Ты смогла адаптировать ранний цикл роста под людей, чтобы остаться незамеченной. Sarhaciennes не могут изменять свою биологию, чтобы адаптироваться под окружающую среду. Воспитываемые среди людей, они продолжают походить на человеческих детей, пока не станут намного старше двадцати лет».