Считай звёзды
Шрифт:
— Что? — задает вопрос шепотом, будто боится, что их кто-то услышит, но они дома одни. Нейтан опирается локтем на подушку рядом с её лицом, большим пальцем проводит по теплой коже лба, накрывая прикосновениями бесконечные веснушки. Молчит. Смотрит. Его губы не растянуты в ответную улыбку, но взгляд говорит о большем, поэтому Розалин ерзает под парнем, не сдержав улыбку:
— Правда, что? — хихикает, чувствуя, как вторая ладонь Нейтана продолжает сжимать её бедро. Ждет ответа. Этот тип не способен просто так сохранять молчание на протяжении секунд. Агнесс знает это, и ответ не заставляет её ждать. Престон пожимает плечами, хмуря брови:
— Я…
Вибрация заставляет его остановить поток внутренних мыслей и выдохнуть. Розалин
— Удержи свою мысль, — не может дотянуться до тумбы, поэтому начинает переворачиваться на живот, чтобы подползти к ней. Русый ложится набок, подперев висок кулаком, и наконец усмехается краем губ, наблюдая за неуклюжим передвижением девушки, которая берет телефон, изучив номер:
— Это папа, — без задней мысли оповещает Нейтана, ложась на спину, и тот подносит палец к своим губам, тем самым обещая, что будет «послушным» — сохранит молчание. Может, родители Агнесс слегка и «необычные» во всех смыслах этого слова, но они никогда не одобряли нахождение Престона в их доме, когда их самих нет. Контроль — это хорошо. Это проявление заботы о ребенке, но с Агнесс они явно промахнулись.
Девушка подносит телефон к уху, отвечая:
— Привет, — смотрит на время — час ночи, поэтому автоматически изображает сонность, зевая. — Как вы? — но её вопрос не был услышан. Розалин моргает, уставившись в потолок, и опускает вторую руку на живот, с хмурым видом обратив взгляд на парня рядом, который улавливает нотки волнения на её лице, поэтому приподнимается на локтях, вопросительно кивнув головой.
***
Когда по ушам бьет звонкий сигнал будильника, поставленный мною заранее с вечера, я без ожидания и томления приседаю, резко, с беспощадным отношением к своему организму, отвыкшему от столь ранних подъемов. Если бы Дилан знал, для чего я просила у него телефон, то сразу бы настучал по голове. Уверена, мне данное ещё аукнется, но точно не сейчас, ведь уверена, что парень не способен нормально функционировать в шесть утра.
Да, именно. Шесть утра. О’Брайен прикончит меня.
Сама не прихожу в себя, оставаясь где-то на границе между сном и явью, когда щурюсь, еле распахивая опухшие веки, и подаюсь вперед, опираясь одной рукой на спину парня, другой касаясь его телефона на тумбе.
— Чёрт возьми… — он лежит на животе, морщась, и начинает активно лезть под подушку головой, не желая видеть даже намек на солнечный свет, пробивающийся сквозь шторы окна. — Что за херня? — мычит в матрас. Его тело наверняка такое же вялое и расслабленное, как у меня. Пытаюсь бороться с желанием плюхнуться в подушку и продолжить безмолвно лежать, но если не смогу заставить себя встать сейчас, то так же буду пропускать первые уроки в школе. Занятия начнутся через два дня, а я даже ото сна оторваться не могу. Нехорошо, совсем расклеилась. Куда подевалась моя собранность?
— Где чертов пожар? — ворчит, утирая нос о мягкую поверхность, с суровостью шепча. — Скажи мне, что кто-то умер… — прерывается на тяжелый и долгий вздох. Сутулю плечи, сгибая ноги в коленях, и ладонями потираю лицо, надавив пальцами на теплые после сна щеки:
— Пора вставать, — выдыхаю.
— Ты труп… — парень хрипло оповещает меня, не высовывая головы из-под подушки, на которую кладет руки, дабы оградить себя от любых раздражающих звуков, в том числе и моего голоса.
— Через два дня возобновится учеба, — опираюсь ладонями на матрас, воздерживаясь от желания похлопать себя по щекам. — Надо подготовиться не только морально, — моя речь — это попытка привести в чувства не только парня, но и саму себя. Мне требуется немного времени, чтобы принять факт раннего подъема. Не могу поверить, совсем скоро таким образом придется вставать ежедневно. Уроки. Тесты. Учителя и одноклассники. Контрольные и экзамены. Выпуск. Уже? Время летит с неимоверной скоростью.
— Как я мог забыть, что ты такая зануда? — удивлена, Дилан выдает это с хрипом
И прикончит меня.
Улыбаюсь. А вот мне не приходится постоянно напоминать о его изрядной ворчливости. Наклоняю голову, изучая О’Брайена со стороны, и по какой-то причине задумываюсь о течении времени. Я часто отдаюсь подобным размышлениям в последнее время. Думаю, всё дело в переменах, в той ситуации и жизненной обстановке, в которой оказываюсь. Кажется, то лето было ещё вчера. Кажется, еще вчера я с неподдельной ненавистью косилась в сторону Дилана. Наши перебрасывания руганью, попытки насолить друг другу грубым обращением. Конечно, и сейчас не без ложки дегтя, но воспринимаются наши ссоры иначе. Это так необычно осознавать. Всё произошло слишком быстро.
Не слежу за временем, оттого не замечаю, как долго сижу без движения, чем вынуждаю парня рядом недовольно промычать и вытянуть голову из-под подушки, приподняв её руками за край наволочки. Встречаюсь взглядом с Диланом, правда, на данный момент он смог открыть лишь один глаз, но ничего, это неплохой прогресс. Выглядит, честно, слишком сонно. До такой степени, что мне хочется рухнуть рядом и отдаться сну вместе с ним, сдавшись его ворчанию.
— Перед школой обычно отсыпаются, Райли, — нужно слышать то, с каким сдержанным негодованием, пропитанным хмуростью и легкой сердитостью, он произносит данное замечание. Ерзаю, зажав ладони между коленями, и пожимаю плечами, не подавляя зевоту:
— Это моя стратегия, Дилан, — пытаюсь скопировать его интонацию, но выходит не так грозно.
— Ты явно не стратег, — прикрывает веки, выдохнув. Я отвечаю легкой улыбкой и начинаю шевелиться, желая подняться, чтобы переступить через парня и слезть с кровати. О’Брайен мычит:
— Нет, ложись, — трется щекой о простыню, кое-как махнув рукой, успев ухватиться пальцами за край моих шорт и дернуть назад, отчего покачиваюсь, не справившись с потерянным равновесием. Плюхаюсь обратно, сев на пятую точку, ноги закинув на спину Дилану, который не корчится от полученного «удара», а лишь пыхтит, обхватив мои колени рукой. С искренней улыбкой на лице ерзаю по кровати, отползая от парня, и поднимаюсь на ноги, успев соскочить с края на прохладный паркет:
— Ты мне ещё спасибо скажешь, — не могу не хихикнуть, ведь в таком состоянии Дилану не удается противостоять мне. Он даже пальцами не способен удержать ткань одеяла, которое тянет на себя, накрываясь с головой. Если не просыпается, то… Значит, хорошо спал? Это плюс. Ему редко удается подобная роскошь.
Закатываю глаза, наклонившись к нему, и начинаю тянуть на себя одеяло, принуждая Дилана покинуть зону комфорта, из-за чего он суровым тоном просит, вызывая у меня смех:
— Нет. Не надо, — зевает, отпуская одеяло, поэтому мне удается откинуть его в ноги. О’Брайен ерзает, сильнее зарываясь лицом в подушку, и, Боже, это выглядит так мило. Пускай он хмур и сердит, но не могу оставить в покое тот факт, что даже в таком расположении духа этот тип вызывает в груди приятную вибрацию, лишающую меня возможности воздержаться от улыбки. Ставлю руки на талию, наклонив голову, и наблюдаю за попытками Дилана рукой дотянуться до ткани пододеяльника, но у него не выходит — и темные брови хмурятся намного сильнее, на лбу проявляются знакомые мне эмоциональные морщины.
— Дилан. Ты как ребенок, серьезно, — даю умозаключение, на что получаю ворчливое в подушку:
— От ребенка слышу, — я еле разбираю половину слов. Он произносит это в наволочку, кажется, не рассчитывая, что слова дойдут до меня, но слышу, поэтому отвечаю покачиванием головы, пока шагаю к столу, на котором мы обычно сваливаем наши вещи, переодеваясь в то, в чем привыкли спать. В плане уборки и поддержания порядка опустила руки. Требуется срочно вернуть себе прежний режим, иначе из нас двоих никто не станет браться за влажную тряпку и метелку.