Считай звёзды

Paprika Fox

Девушка находит выключатель. Нажимает — и лампочка на потолке ванной комнаты мерцает первые секунды, затем помещение озаряется тусклым светом, что с каждым мгновением становится всё ярче и ярче. Янг замерзает до такой степени, что её глотку рвет кашель. И она давится им, прижимая кулак к губам. Слышит шаги за спиной, поэтому оглядывается, не ловя на себе недовольное внимание парня, проходящего в свою комнату, но перед этим бросающего таким тоном, будто с неприязнью и неохотой:

— Раздевайся и лезь в ванную. Я одежду тебе дам.

Янг… Янг не должна была приезжать.

Не должна была нарушать его спокойствие. Черт. И что ей теперь делать? Как поступить? Она понимает, что не может пренебрегать его желанием быть в одиночестве, но девушке не хочется оставлять парня наедине со своими мыслями.

Исчезает за стеной. Слышно, как он начинает открывать дверцы шкафа. Райли опускает глаза. Виновато вздыхает, проходя к раковине, и расстегивает молнию промокшей кофты, открывая насквозь мокрую футболку внутри. Снимает рукава, опуская вещь в раковину, чтобы позже выжать. Тянет вверх футболку, оголяя тело, и переводит внимание на разбитое зеркало над раковиной. Хмурится. Что здесь происходило?

Отвлекается. Дилан проходит в ванную, положив найденные вещи на давно уже нерабочую стиральную машинку:

— Они могут быть велики, — не поднимает взгляд на Райли, уже собираясь развернуться, чтобы уйти, но с губ девушки всё же срывается вопрос:

— Я могу остаться? — стоит вполоборота, наблюдая за реакцией Дилана, который притормаживает, поставив руки на талию, и какое-то время стоит без движения, глубоко дышит. После оглядывается, ладонью касаясь своего лба:

— Что ты несешь?

— Это твой дом, — девушка не пытается остудить его недовольство, она старается лишь передать свои мысли спокойным тоном. — Я спрашиваю твоего разрешения, потому что оно мне важно, — да, ей это важно. Она не остается здесь, зная, что он не желает её присутствия.

О’Брайен сует ладони в карманы джинсов, смотрит в ответ на Янг, и девушка еле удерживает зрительный контакт. У Дилана тяжелый взгляд. Финчер внезапно охватывает болезненный жар, от которого ладони потеют, и ей приходится сжать пальцами ткань мокрых штанов. О’Брайен устало указывает на неё ладонью, хмурясь:

— Да, — хрипло отвечает. — Ты можешь остаться, — и отворачивается, больно обессилено покидая помещение ванной, прикрыв за собой дверь.

Райли опускает руки. Её тревожный взгляд упирается в поверхность двери. Тишина вокруг давит на виски, отчего биение сердца ускоряется. Ей… Ей хотелось бы, чтобы парень ответил честно, но с другой стороны, если бы он попросил её уйти, она бы всё равно осталась сидеть на крыльце. Сама себе противоречит.

Ход мыслей сбивается першением в горле, и Янг подносит ладонь к губам, начав активно кашлять.

***

Принимаю теплый душ. Удается согреться, но кашель продолжает истязать меня. Из-за него появляется головная боль, правда, жаловаться мне не стоит. Одежда, которую мне приносит О’Брайен, мне отчасти велика. Думаю, он носил это, когда ему было лет четырнадцать, только вот стиль его с того времени не особо изменился: серая футболка и свободные темные штаны для сна. Волосы стараюсь «просушить» полотенцем, но они остаются немного влажными. Хорошо, что в

доме есть отопление, когда я вошла внутрь, тело охватил ещё больший холод, а теперь я слышу, как по батареям несется горячая вода. Становится куда теплее.

Опускаю руки, стоя напротив раковины, и смотрю на свое отражение, понимая, что никакой душ и хороший сон не спасет то «чудо», что вижу в отражении. Сарказм — мое всё. Вздыхаю, отпускаю все мысли о том, что самой себе неприятна. Думаю, это нормально для подростков — строгое отношение к себе, со временем это проходит, причем у всех. Видимо, мне просто охота выглядеть хорошо в присутствии О’Брайена, хотя, сомневаюсь, что его сейчас волнует мой внешний вид. Хорошо, что я всё-таки потревожила его, иначе так и продолжал бы пить. Как показывает опыт, Дилан пытается не особо налегать на алкоголь, когда я рядом.

Свои вещи вешаю сушиться на батарею. Перед выходом из ванной набираюсь смелости. Надеюсь, парень не будет грубить мне. Я понимаю, в каком он расположении духа, поэтому спокойно буду воспринимать жесткость в общении, главное, чтобы он не перегнул палку. Всё же… Я всегда стараюсь учитывать его настроение, надеюсь, он так же не станет плевать на меня. Взаимопомощь и взаимотерпение.

Выхожу из ванной. В коридоре темно, только со стороны комнаты парня наружу проникает свет настольной лампы. Он достаточно тусклый. Слышу, как Дилан шуршит пакетом, внутри которого друг о друга бьются пустые банки из-под пива. Складываю руки на груди, подходя к порогу, и остаюсь за ним, наблюдая за медленным перемещением О’Брайена по помещению: он поднимает перевернутые коробки с вещами, ставит их вдоль стен, одну на другую, затем возвращает все разбросанные по полу предметы на полки комода, на полки шкафа, на тумбу и на стол. Он всё разнес? Сам? Не сомневаюсь, это его способ снять стресс. Сначала разрушить, затем убрать. Чем-то напоминает меня, только я ничего не крушу. Я только занимаю себя делами по дому, чтобы обрести какое-то подобие равновесия за счет дел.

— Тебе помочь? — спрашиваю, слушая, как тяжело он дышит. Дилан качает головой. Не смотрит на меня, подходя к столу, на котором лежит мусорный пакет. Хорошо. Продолжаю молча стоять на пороге, но уже не пытаюсь следить за его перемещением. Сдерживаю кашель — мне не хочется создавать лишний шум.

— Ты голодна? — О’Брайен сам заговаривает со мной, когда раскрывает пакет, нагнувшись за ещё одной банкой пива на полу.

— Нет, — качаю головой. Это не ложь, мне правда не хочется, к тому же сейчас. Это совершенно неуместно.

Дилан выпрямляется. Меня охватывает такое чувство, будто мне стоило ответить положительно.

Парень оглядывается на кровать, указывая на неё пальцем, и берет пакет со стола, устало говоря:

— Садись, там батарея, — шагает в мою сторону, сохраняя взгляд опущенным. — Я принесу тебе чай.

И я с волнением качаю головой, махнув ладонями:

— Я сама могу, — но Дилан моментально обрывает мои слова и попытки не обременять его собой. Он сжимает веки, пальцами надавив на них, будто от головной боли морщится, и уже намного жестче произносит: