Щуки в море
Шрифт:
— Разве можно так ровно отковать? — крестьянин был в полном недоумении.
— Можно! Ханисет Виктор всё покажет.
— Книжник с Симелана? — сообразил Паланир. — Имя-то не наше.[2]
* * *
— Добрый день, Лена! — дочь Риммы Алексей знал уже лет десять, но не переставал восхищаться ей. Всё лицо в страшных шрамах, и одета в жуткие обноски — а как благородно держится! «Аристократка, по-другому и не скажешь», — подумал он. — «В хорошем смысле слова. Прямо как Даша. Как Даша? Неужели?..»
— Добрый день, Степаныч! — засветились тёплой приветливостью
— Лена? Прошу! — хлопотавшая у плиты Даша поставила на стол тарелку с запечённой рыбой и корзинку с пирожками.
— Я пойду, наверное? — девочка моментально помрачнела, увидев, что «Степаныч» не один. — Похоже, не вовремя пришла, извините!
— Не уходи! — проникновенно выговорил Алексей. — Даша — своя. Я знаю, ты избегаешь людей благополучных, но…
— Но по отношению ко мне это слово тоже будет оскорблением, — перехватила Даша. — Хоть поешь сначала!
— Угу. Спасибо, — Лена принялась за рыбу. Есть действительно очень хотелось — вернувшись из школы, она, как обычно, застала дома тяжело ворочающуюся в пьяно-похмельной полудрёме мать, с которой было бесполезно о чём-то разговаривать. Холодильник же и буфет представляли собой грандиозную виселицу даже не мышей, а микробов.
«Кто же такая эта Даша?» — неудержимо лезло из-под привычной маски неприступности любопытство тринадцатилетней девчонки. — «Девушка Степаныча, это понятно, но кто она? Вид как у аристократки какой-то, и манеры соответствующие… Стоп, Елена! А не ты ли тоже старательно выстраиваешь в себе аристократку? Не «строишь из себя», а именно — выстраиваешь в себе? Может быть, и она такая же, со своей большой бедой в жизни? Одета небедно, но глаза-то печальные. Похоже, действительно — своя. И главное, не начала охать-ахать, не кинулась жалеть… Да и Степаныч — он ведь как я, благополучную богачку в свою жизнь не впустил бы».
— Мама как, ничего? — спросил наконец Алексей. — А то утром заходила, совсем плохая была.
— Так это ты ей на бутылку дал? — укоризненно посмотрела Лена. — Зря! Ей же утром ещё хуже будет. Сегодня «помирала», а завтра, не дай Бог, в натуре помрёт! Родная душа ведь, хоть и злая я на неё. И потом, я же рабыня! Умрёт номинальная хозяйка — и обратят меня в государственное имущество, кормить-то будут, но закроют, а я к свободе привыкла. Уж лучше пусть не кормят, но чтоб хозяину до меня никакого дела, вот как сейчас! У тебя прятаться? Не получится, рожа слишком приметная, да и лишняя буду вам.
— Фигасе… — ошарашенно выдохнула Даша, до этого лишь внимательно слушавшая. «Вообще-то всё правильно, так оно и есть, вот только кто это
— «Ваш» — это чей? — девочка кинула недоверчивый взгляд на фею.
— Может быть, даже магический! — Даша оставалась внешне невозмутимой, хотя вся терзалась загоревшейся надеждой: «Неужели — ученица? Моя ученица, конечно! Только какой же дар должен быть у такой сумрачной феи?» — Ты про Лесных Сестёр что-нибудь слышала?
— Слышала. Сестёр? Их что, много?
— Мало, в том-то и дело! Трое нас, и одна ученица, но она маленькая совсем.
— Ну и? — мрачно усмехнулась Лена. — Я так понимаю, ты — одна из этих трёх? И мне тоже предлагаешь записаться? Хороша Лесная Сестра — с такой-то рожей! И чем это я помочь смогу, когда сама через день попросту голодная?
— Если ты фея по дару и по духу — остальное приложится, — уверенно произнесла Даша, доставая откуда-то очень красивое золотое кольцо с зелёным самоцветом. — Дай левую руку… Теперь скажи, что написано внутри кольца? Не торопись только, прислушайся к своей душе.
Девочка отстранённо смотрела на свою руку: «Я ведь на самом деле очень люблю украшения, но никогда и никому в этом не признаюсь. И даже если фея хочет подарить мне это кольцо — откажусь, золото на уродливой нищенке только разозлит всех почём зря! Да и пропьёт его мать сразу, как пропила уже давно не только все свои камешки, но даже мои махонькие золотые серёжки… Мама, ну почему ты не можешь подняться? Подняться — за дом свой?» — она даже не заметила, что произнесла эти слова вслух.
— Ты знаешь латынь? — слегка удивилась фея.
— Знаю немного, — подняла глаза Лена. — Как-то неожиданно прозвучало: «Pro domo sua», ну я и перевела машинально. Это написано на кольце, да? Ваш девиз?
— Да. И если ты, надев кольцо Лесной Сестры, услышала его — ты тоже можешь стать одной из нас.
— Ну стану, допустим. И что? Мама квасить ведь не прекратит? И в школе как шпыняли, так и будут шпынять! Теперь вообще чуть ли не в уголовницы записали!
— Кстати, — вспомнил Алексей. — Что там у вас случилось в пятницу, что директриса аж маме твоей звонила? Спёрли небось что-то, и тебя подозревают?
— Хуже, — поморщилась девочка. — Веру Никитичну с лестницы толкнули, ну, математичку нашу. Голову сильно разбила и руку сломала в двух местах.
— И думают, что ты кого-то на это подговорила? Тогда понятно, почему Римму трясли на предмет того, с кем ты дружишь. А почему именно твоих друзей подозревают, а не тебя саму?
— Уже проболталась по пьяни? Ну да, потом мама у меня выпытывала. А я знаю? Мы с Данилой в это время на русише сидели. Да кто угодно мог, и не только из-за меня! — разозлилась Лена. — Трёх недель с начала года не прошло, а Никитишна эта не то что всех учеников достала — половина учителей от неё прячется уже! Просто с лестницы она полетела как раз после того, как надо мной на уроке издевалась.