Сципион. Социально-исторический роман. Том 1
Шрифт:
Сципион долго смотрел с берега вслед рывками набиравшей скорость и уходящей в белесую даль квинквереме, сопровождаемой небольшим конвоем. Наконец он нехотя оторвал от морской равнины взор, простиравшийся, казалось, до самой Италии, и уныло обратился к Испании.
Сципион решил, раз уж он попал в город, лично ознакомиться с состоянием дел здесь, а уж потом возвратиться в лагерь. Он разыскал начальника гарнизона и в его сопровождении двинулся осматривать городское хозяйство. Вскоре они повстречали Гая Фламиния, который оказался верен своему слову и с утра приступил к выполнению возложенных на него обязанностей. Квестор некоторое время составлял им компанию, но потом их пути разошлись, Сципион не стал отвлекать его от дел. Публий еще некоторое время ходил по улицам, заглядывал в мастерские и лавки. Работы везде только начинались, и выводы делать было рано. Он подумал,
По возвращении Сципион легко позавтракал кусочком сыра, финиками и белым первосортным хлебом, которым стремился обеспечить себя даже в походе, так как с детства питал к нему слабость, а напоследок глотнул разбавленного вина.
В это время в низине перед лагерем начались учебные бои легионеров. Публий взобрался на вал и некоторое время наблюдал за действиями солдат, бросавших друг в друга тупые дротики, потом вошел в азарт и вознамерился принять непосредственное участие в играх. Ему уже не раз удавалось своим воинским искусством утверждать авторитет среди простых легионеров. Однако, сделав несколько шагов по склону холма, он вспомнил, что сейчас не только душа плохо повинуется ему, но и тело, потому решил не рисковать репутацией и повернул обратно к своей палатке. Придя на место, он хотел восполнить недостаток ночного сна, но едва закрыл глаза, как голову наполнили прежние думы, изнуряющие его безысходным пессимизмом.
Между прочим, в городе он узнал, что Аллуций отправился в свое племя с целью навербовать отряд для римлян и увез с собою жену. При этом известии весна для Публия сразу обратилась в осень, а теперь, когда его не отвлекали дела, он совсем впал в отчаяние. Спасенье было только в деятельности. Сципион прекратил бесполезные попытки выспаться и вызвал к себе разведчиков. Те рассказали ему, что Газдрубал Барка, узнав о падении Нового Карфагена, выступил из своего лагеря, затем, однако, остановился и стал поджидать два других карфагенских войска. Выслушав донесение, Публий отпустил разведчиков с напутствием и в дальнейшем тщательно следить за противником, а сам, оставшись в одиночестве, взял лист папируса и принялся чертить схемы и вычислять расстояния. У него был подробно записан весенний маршрут пути из Тарракона и составлена карта, содержащая полученную от проводников информацию о местоположении городов, племен, гор и рек прилегающих местностей, напоминающая по форме карты греческих географов. Однако Дальнюю Испанию Публий представлял плохо, потому не мог точно определить время, когда пунийцы подойдут к Новому Карфагену со всеми своими силами, но сделал вывод, что пять-семь дней в его распоряжении еще есть.
Так, в текущих заботах своей должности проконсула Сципион провел остаток дня. Потом последовала еще одна тягостная ночь. За все время пребывания у стен побежденного города он так и не смог полностью одолеть душевную болезнь, однако каждый день проводил с большой физической и умственной нагрузкой. Он все же решился участвовать в солдатских упражнениях и, хотя не все у него получалось как прежде, упорно фехтовал и бегал наравне со всеми.
В течение нескольких дней оперативно управившись с основными делами в городе, римляне, оставив в Новом Карфагене небольшой гарнизон, выступили в поход в направлении к своей базе в Тарраконе, куда успешно и добрались, опередив три карфагенских войска, не сумевших ни воспрепятствовать им захватить столицу, ни помешать безнаказанно возвратиться в свою ставку.
5
Вскоре после отбытия Публия Корнелия Сципиона в Испанию, из Сицилии вернулся в Рим Клавдий Марцелл. Он выразил намерение добиваться триумфа за победу над Сиракузами, потому не вступил в город, дабы не лишиться империя, а встретился с сенаторами в храме Беллоны за чертою померия. Там Марцелл дал отчет о своих деяниях на Сицилии, итогом которых явилось практически полное завершение войны на острове. Однако представители сената посчитали триумф неуместным, поскольку еще не все пунийцы изгнаны с острова и там по-прежнему осталось римское войско во главе с преемником Марцелла претором Марком Корнелием. Тем не менее, учитывая значительность победы Клавдия, полководцу присудили овацию.
Марк Марцелл, обиженный этим решением, за собственный счет справил малый триумф на Альбанской горе, принес жертвы Латинскому Юпитеру, а на следующий день, украшенный миртовым венком, под музыку флейт с овацией вошел в город.
Пока Марцелл в Риме праздновал победу, в Сицилию прибыло подкрепление карфагенян численностью более десяти тысяч. Это отсрочило окончательную победу римлян еще на год. С усилением пунийцев на их сторону добровольно перешли несколько городов. Положение усугублялось мятежным духом римских солдат, недовольных продолжением их трудов даже после грандиозной победы над Сиракузами.
Собравшись с силами, вновь вознамерился проявить себя македонский царь Филипп. Однако Марк Валерий Левин, в чьем ведении несколько лет находился этот регион, активизировал Этолийский союз.
С наступлением летнего сезона этолийцы тотчас начали войну со сторонниками Македонии на суше, а римляне — флотом из двадцати пяти квинкверем — на море. Филипп, прежде чем выступить в поход против главных соперников, долгое время был вынужден усмирять соседние племена фракийцев, чтобы обезопасить государство от их посягательств на время его отсутствия.
Таким образом, у царя Македонии нашлись насущные домашние дела, заставившие его забыть о договоре с Ганнибалом и Италии.
Между тем подошло время выборов магистратов на следующий год. Голосовавшая первой центурия предложила в консулы Тита Манлия Торквата и Тита Отацилия. Но тут Тит Манлий Торкват, дважды исполнявший высшую магистратуру еще в довоенное время, отклоняя посыпавшиеся на него поздравления, попросил приостановить выборы и отказался от предлагаемой должности, сославшись на болезнь глаз и отсутствие у него опыта боевых действий против Ганнибала. Он особо подчеркнул то, что пока длится столь трудная война, следует доверять государственные посты только надежным людям, уже проявившим себя именно в этих условиях. После этого граждане, посовещавшись, избрали консулами Марка Клавдия Марцелла и Марка Валерия Левина, а Манлий Торкват вместо почета консульского звания снискал славу принципиального и великодушного гражданина. Отацилий вскоре умер, так и не став консулом, хотя дважды был близок к этому. Вместо Левина в Македонию был послан Публий Сульпиций, Валерию по жребию досталась война с Ганнибалом, а Марцеллу — его прежняя провинция Сицилия.
Консульство Клавдия Марцелла началось необычно. Ему пришлось оправдываться перед жителями Сиракуз, во множестве прибывшими в Рим, чтобы жаловаться на своего победителя. Сицилийцы, используя дружеские связи времен Гиерона со многими знатными римскими семьями, в траурном облачении обходили дома сенаторов. Стенания побежденных можно было услышать на форуме и в других кварталах города. Встрепенулись и прочие недруги Марцелла, порожденные завистью к его славе.
Сицилийцы добились своего и были приняты в сенате, где выступили с обвинениями против Клавдия. Марцелл для пущей объективности разбирательства дела поменялся консульским назначением с Марком Левином, благодаря чему сицилийцы могли высказываться откровенно, не страшась снова попасть под власть своего обидчика. Они долго и красочно говорили о верности Риму Гиерона, уверяли, что их преданность ничуть не убавилась со смертью славного царя, и лишь три человека в Сиракузах приняли сторону Карфагена: Гиероним и подосланные Ганнибалом Эпикид с Гиппократом. Эти три тирана, по их словам, и вынудили сотни тысяч граждан изменить своему давнему союзнику. Когда же Марцелл расположился с войском у города, все несчастные сиракузяне засыпали ночью и просыпались по утрам с единой мыслью: как бы открыть ворота римлянам. Но свирепый Марцелл отклонил все их предложения о помощи, дабы, силой ворвавшись в город, разрушить его.
Марцелл в ответ сказал, что не унизится до оправданий от наветов, однако произнесет несколько слов не для своей защиты, а ради установления справедливости. Затем он без затей, кратко пересказал ход событий под стенами Сиракуз, напомнил о своих мирных посольствах в город, о том, с каким трудом его посланцам удалось вернуться живыми после попытки исполнить эту миссию, и как, исчерпав мирные средства разрешения конфликта, он взял город с бою и по праву войны отдал его в добычу солдатам и римскому народу. «В своем же несчастье, — сказал Марцелл, — сицилийцам следует винить Ганнибала за то, что он не сумел их защитить, или себя за измену, а не сваливать собственные грехи на погибших соотечественников и тем более — не судить римлян».