Сделай сам 2
Шрифт:
Дятлов-то ленивых всё ещё хватало. А не слитое после выключения двигателя моторное масло и повальное воровство спирта, применяемого для разведения воды в системе охлаждения моторов, вообще превратились в мою постоянную головную боль, как «главного по тарелочкам». Точнее говоря, неофициально главного.
Не менее 35 машин мы потеряли в декабре из-за разрыва блоков цилиндров вследствие образования внутри них льда, поскольку спиртовая смесь с них была заботливо слита с целью последующего употребления всякими страждущими солдатскими организьмами и замещена обычной водой.
Помните? Я ведь уже как-то утверждал, что солдат любой армии не загнанный, словно та
Но всему когда-то наступал конец. Вот и нам 1 января 1905 года, наконец, поставили первую боевую задачу — принять участие в штурме какого-то небольшого китайского селения Сандепу, являвшегося одним из главных узлов обороны японских войск на данном участке фронта.
Правда, в отличие от прочих сил, выделенных на выполнение этой задачи, нам предстояло идти не как нормальным героям — в обход, а как героям-гвардейцам — то есть грудью на амбразуры. Иными словами говоря — атаковать в лоб.
И, нет. Это не было чьей-то дуростью. Просто на нашем участке фронта позиции японцев с обоих сторон защищали реки-переплюйки Хуньхэ и Шахэ. Но вот беда! Там, где по льду спокойно могла пройти лошадь со всадником, наши броневики оказывались бы перед непреодолимой преградой. А как показал опрос давно тут воюющих бойцов, что прежде отступали через эти территории к Мукдену, все мосты через эти две речушки являлись исключительно деревянными кое-как собранными на соплях конструкциями, где и двум всадникам разъехаться было бы тяжело. Потому и оставался нам один единственный путь — переть в лоб на подготовленные японцами за последние два месяца укрепления.
— Вперёд! — нервно сглотнув, скомандовал мне брат царя, который решил, что отсиживаться в тылу ему не позволит гордость гвардейского офицера. Максималист, блин, в нём проснулся, а мне теперь башкой рисковать!
— Господи, спаси и сохрани, — троекратно перекрестился я и, врубив вторую передачу, чтобы не буксовать на наледи, сдвинул наш головной броневик с места. Да! Пришлось вот выползти на самую-самую передовую из своего тёплого и уже почти уютного тыла!
Ни раций, ни иных способов связи ныне не существовало, отчего командирам броневых рот приходилось действовать, как военным морякам — лидировать подчинённых, находясь на острие атаки и указывая им направление движения собственной машиной.
Так-то я числился главным механиком в роте, а никак не водителем. И должен был сидеть исключительно в тылу, дожидаясь очередного «стального пациента». Но когда узнал, что Михаил Александрович изволили упереться рогом и восхотели возглавить атаку нашего бронеавтомобильного батальона, не смог отпустить его одного.
Да мне бы в Санкт-Петербурге мигом бошку отвернули бы по возвращении, случить что с последним живым братом царя!
Тут, хочешь не хочешь, пришлось рисковать и своей драгоценнейшей шкуркой тоже. Тем более что я действительно являлся лучшим водителем во всей бригаде и кому ещё, как не мне, было торить путь нашей главной ударной силе. Торить, да надеяться, что японские артиллеристы не смогут вот так вот сразу приспособиться к столь необычным, постоянно двигающимся и неуязвимым к шрапнели с осколками целям, как наши броневики.
Глава 12
На фронтах войны. Часть 2
В отличие от линейных пулемётных броневиков, машины командиров броневых рот представляли
К чему я вдруг вспомнил об узнавании командирской машины на поле боя вообще и в боевой обстановке в частности? Да к тому, что видимость с самого утра оставляла желать много лучшего! Так-то тут часов до десяти утра всегда висел утренний туман, но ныне дела обстояли куда как печальней.
Словно специально дождавшись начала нашего наступления, погода резко испортилась. Поднявшийся ещё ночью сильнейший ветер даже и не думал успокаиваться, гоня столь великий фронт снегопада, что уже метрах в двуустах впереди мало что виделось возможным различить. Ну и не стоило забывать о вечном запотевании триплексов смотровых приборов. Пришлось даже завести себе время от времени смачиваемую в спирту тряпочку, чтобы то и дело протирать от образующейся изнутри наледи смотровые стёкла.
Конечно, кто-то скажет, что можно было бы обойтись лишь смотровыми щелями или приоткрыть какую-нибудь бронекрышку для проветривания внутреннего помещения машины от создаваемого нашим дыханием конденсата.
Идите вы все на три буквы, сказал бы я всем таким умникам. Тут, блин, в любой момент пули да шрапнель начнут щёлкать по нам сотнями штук, и уж лучше мы помучаемся с тряпочкой и спиртом, нежели оставим тем возможность проникнуть внутрь, хоть целиком, хоть свинцовыми брызгами.
Читал я в своё время мемуары ветеранов ВОВ, как такие вот свинцовые брызги вечно норовили залететь в ничем не прикрытые смотровые щели и выбить членам экипажа глаз-другой. Так что такого счастья нам тут и близко было не надо.
— Лёшка, как там остальные машины? Не отстают? — поскольку Михаил Александрович молчал с самого начала нашего движения, пришлось вот мне интересоваться у стрелка, не потерялись ли где остальные машины нашей роты. Всё же двигатель у нас был помощнее, и потому с проходимостью дела обстояли несколько лучше, нежели у остальных.
— Десять машин вижу точно! Идут чётко вслед за нами! — отозвался полминуты спустя мой брат. А кого ещё нам было сажать в такой экипаж, как не его? Приближённость к брату царя да ещё не где-нибудь, а в бою, она очень дорогого стоит. О таком не забывают до конца своих дней. Особенно если это вообще твой самый первый в жизни бой. А для великого князя он так-то был именно что первым.
— Ну и отлично! — только и успел крикнуть я в ответ, как началось.
— Дзиньк! — ударил нам всем по ушам первый одновременно звонкий и гулкий звук расплющивания винтовочной пули по броне корпуса машины. — Дзиньк! Дзиньк! — с небольшим отрывом от первой, прилетели ещё две пули. После чего эти самые дзиньки посыпались один за другим, очень неприятно ударяя звуковыми волнами по барабанным перепонкам.
— Та-та-та-та-та-та-та! — спустя ещё секунд десять ответил обстреливающим нас японцам наш башенный пулемёт, к которому очень скоро присоединились таковые же с прочих боевых машин. Скорость-то движения колонны не превышала 10–15 километров в час, отчего мне даже притормаживать не приходилось, чтобы позволить брату бить относительно прицельно.