Сделаю взрослой
Шрифт:
Я была единственным ребенком в семье и наверное, выросла бы жутко избалованной и капризной, если бы в один день моя жизнь не переломилась на “до” и “после”. Так вот теперь я уже не перебирала ни едой, ни одеждой, потому что просто выбора мне никто не давал.
В детском доме ты носишь что дают или ходишь голым. Ты или ешь ту треклятую холодную овсянку либо сидишь голодным, так что я не вертела носом, хотя нет, вру.
Первый месяц я сидела голодной там почти все время, пребывая в шоке и тотальном ужасе от той обстановки, в которую попала. Мне тогда
Лидия Ивановна это узнала и закрыла ее. Когда я уходила, Ксюша простуженная сидела в изоляторе. Она просила меня не сбегать в никуда, боялась за меня, но у меня был план – вернуться домой. В тот дом, в котором меня уже давно никто не ждет.
Теть Надя до смерти родителей общалась с нами, мама часто дарила подарки ее сыну. Я думала, что она заберет меня из детдома и первый год почти на подоконнике жила, так ждала ее, но тетя не пришла. И не позвонила. Ни разу.
Беру салфетку, мну в руке. Складываю приборы, перед этим стучу ножом дважды по тарелке, не то умру.
Опускаю голову, снова эти мысли, порой я устаю от них и мне просто хочется отключиться, чтобы меня выдернули как утюг из розетки, не то я просто перегреюсь. Один раз я пыталась обсудить эти мысли с Лидией Ивановной, она сказала заткнуться, не то отдаст меня в дурдом.
Здесь есть сцена. Играет джаз в записи. Улыбаюсь, музыка некачественная. Правая колонка немного шипит, а левая не передает все ноты, некоторые глотает. Я это слышу даже из своего дальнего столика, потому что у меня абсолютный музыкальный слух. Я когда-то тоже пела арии. Это было давно и кажется, было неправдой.
– Ален, принеси Беркуту расчет!
– Да Тох, сейчас, подожди минуту.
Мимо меня проходит мужчина, он за руку здоровается с Беркутом и я с ужасом понимаю, что бандит не отходил далеко от меня. Он все время стоял за моей спиной.
Боже, какой позор. Он видел мои попытки успокоиться и кажется, уже понял, что я сильно с приветом.
Наивно было думать, что я сбегу, доев свой салат. Меня никто не отпускал и не отпустит.
Собираю свою жалкую мелочь, кладу в карман. Не знаю я, как буду расплачиваться за еду. Нечем мне. Крестик не отдам.
– Поела?
– Да.
– Вставай.
– Куда?
– Куда я скажу.
Смотрю на этого мужчину. Он достает кошелек и вынув оттуда несколько крупных купюр кладет на стол. Какие у него руки большие и сильные. Такие как сожмет у меня на шее, так она сломается. Боже.
– Как вас зовут?
Уже на улице не выдерживаю. Хоть что-то мне надо о нем знать. Он достает сигарету, зажимает строгими губами, закуривает.
Глубоко затянувшись, выдыхает дым через нос и выдает коротко:
– Стас.
Стас… Станислав, Стас. Имя перекатывается на языке, слегка его покалывая.
– Дядя Стас, отпустите.
– Дядя у тебя по соседству. Усекла?
Нет, я не усекла,
– Имя.
– Тася.
– Иди вперед, Тася.
Кивает на машину и я медленно залезаю в салон. Нет, он не ведет меня под дулом автомата, но я прекрасно понимаю, что стоит мне только дернуться, этот Стас меня просто прихлопнет.
Я знаю, что будет дальше, об этом рассказывали девочки из детдома. У одних это начиналось с массажа, у вторых с танцев, а у меня… я не знаю, как это будет, надеюсь только, что не умру от боли в первую же минуту. Я боюсь боли. Кажется, я всего в этой жизни боюсь.
Нет, я не какая-то фантазерка, я просто слышала истории более старших девочек и чего уж греха таить, моих одногодок. Не все бабочками насильно становились. Некоторые по собственной воле ходили на такие “экскурсии” по договоренности с Лидией Ивановной.
У таких девочек тогда вскоре появлялась новая одежда и обувь, коробки конфет, какие-то заколки, безделушки, дорогие духи и косметика. Очень редко, но мальчиков тоже возили на подобные встречи, но ни один из них не рассказывал, что там было, а мы и не спрашивали.
В нашей группе училась Влада. Она была лучшей по успеваемости, а потом однажды ее забрали на свидание и привезли только через трое суток. Она не могла вставать и все время плакала.
Через несколько дней мы нашил Владу в туалете с порезанными венами. Воспитатели сказали, что у нее была депрессия, хоть мы все знали, что никакой депрессии у Влады не было.
Была еще одна девочка Оля, и она выжила, в отличие от Влады. Ее насильно забирали пару раз. Она ни слова не говорила о том, что там с ней делали, но по израненной спине и обилию синяков по всему телу мы поняли, что там с ней обращались как со скотом. Заключение педиатра и по совместительству кумы Риммы – Оля упала с велосипеда. В январе.
Хоть мы и были детьми, слышать это было дико. С того дня Оля шарахалась мужчин и мальчиков любого возраста, словно они были каким-то злом, а я до ужаса начала бояться, что стану следующий бабочкой с обрезанными крыльями под корень.
Мы едем быстро, от страха дрожат пальцы, но сытый за столько дней желудок и усталость накатывают волной.
Кажется, этот бандит Стас включил печку и мне становится жарко.
Я откидываюсь на сиденье и сама не замечаю как проваливаюсь в темноту.
Глава 7
Открываю глаза и не вижу перед собой ровным счетом ничего. Вскрикиваю и падаю на что-то твердое. Вокруг тихо, я не понимаю, где я и что со мной такое. Последнее, что помню – его приятный лесной запах и мягкое колыхание в машине.
Паника накатывает мгновенно. Боже, боже, боже. Где я что… что он со мной сделал?! Быстро шарю по всему телу. Обувь и одежда на месте, Стас меня не тронул. Пока.
– Ай!
Натыкаюсь на что-то бедром, оно валиться под ноги и хрустит. Ваза или что-то похожее, судя по колким обломкам, на которые я ступаю подошвой.