Сделка Райнемана
Шрифт:
– Ну что ж, я согласен. – Дэвид погасил сигарету. – Завтра к вечеру первый комплект чертежей, остальные – в течение последующих суток… Итак, о сроках мы договорились. И это, собственно, все, что интересовало меня.
– Gut! [65] А теперь, Сполдинг, вернемся к вопросу о гестапо. – Эрих Райнеман подался вперед. Вены на покрытых глубоким загаром висках опять вздулись. – Вы обещали более обстоятельно рассказать мне о присутствии гестаповских агентов в Буэнос-Айресе.
65
Отлично! (нем.)
Дэвид
– Благодарю вас. Уверен, все так и есть, как вы сказали. Главное для вас теперь – это выдержать график… Следует признать, вечер выдался длинный и трудный. Сейчас вас доставят назад, в Кордобу. Спокойной ночи, герр Сполдинг!
– Альтмюллер! – рычал Райнеман. – Идиот! Дурак!
– Что случилось? – произнес, ничего не понимая, Штольц, который только что вернулся на террасу.
– Альтмюллер… – Райнеман потерял голос от ярости. Но это не остановило его. Повернувшись в сторону балюстрады, словно желая адресовать дальнейшие слова свои бескрайнему мраку и протекавшей понизу реке, он продолжал: – В своем безумном стремлении провести буэнос-айресскую операцию втайне от верховного командования, чтобы… чтобы его дорогому министерству не пришлось ни за что отвечать… он был взят под надзор своим же собственным гестапо! Ему не доверяют, почему и выслали сюда для проверки людей!
– Но в Буэнос-Айресе нет агентов гестапо, герр Райнеман, – произнес Штольц твердо. – Человек из Лиссабона лжет.
Райнеман резко развернулся и посмотрел на дипломата.
– Я знаю, когда врут, герр Штольц, – проговорил он холодно. – Резидент из Лиссабона сказал правду. Ему незачем лгать… И если я заблуждаюсь и Альтмюллер не попал под надзор гестапо, значит, он предал меня. Сам прислал сюда гестапо. Потому что и не собирался никогда проворачивать эту сделку согласно договоренности. В действительности он рассчитывал получить от противной стороны алмазы и затем уничтожить чертежи. Эти антисемиты заманили меня в ловушку!
– Как вам известно, я являюсь тут личным представителем Франца Альтмюллера, ответственным за проведение операции, – произнес Штольц самоуверенным, безапелляционным тоном, десятилетиями вырабатывавшимся у офицеров немецких экспедиционных корпусов. – Вы, герр Райнеман, сделали все как надо. Я – тоже. Так что и у вас ко мне, и у меня к вам нет никаких претензий. Наши специалисты уже заканчивают свою работу на складе в Очо-Кале. Через день или два алмазы с копей «Кенинга» будут проверены все до единого. Что же касается чертежей, то вы получите их от курьера еще до истечения этой ночи. Все идет, как мы и намечали. Сделка состоится.
Райнеман отвернулся, положил свои пухлые руки на перила и посмотрел вдаль.
– И все же для того, чтобы быть уверенным в этом до конца,
Глава 31
Немец, сопровождавший Дэвида, сменил свой белый костюм на полувоенную форму охранника Райнемана. За рулем был другой шофер – аргентинец.
«Паккард» тоже сменили – на шестиместный «Бентли» с откидным столиком из красного дерева и занавесками на окнах. На таких машинах разъезжали только английские дипломаты высшего ранга, хотя и не послы. В общем, обычная машина престижного класса. Райнеман продумал и эту деталь, предположил Дэвид.
Водитель знал свое дело. Дэвид и глазом не успел мигнуть, как машина перебралась с окутанной глубоким мраком грунтовой дороги, отходившей от усадьбы Райнемана, на широкую магистраль, протянувшуюся вдоль берега погруженной в беспросветную темноту реки. Как только под шинами автомобиля оказался бетон, шофер вдавил педаль акселератора чуть ли не до упора, и «Бентли», «подстегнутый» им, резво ринулся вперед. Сопровождающий предложил Дэвиду сигарету, но он отказался, покачав головой.
– Вы попросили доставить вас к американскому посольству, сеньор, – бросил шофер через плечо, не сводя глаз с бешено мчавшегося навстречу дорожного полотна. – Боюсь, я не смогу сделать этого: сеньор Райнеман распорядился подвезти вас к вашему дому на Кордобе. Простите меня.
– Мы не можем нарушать инструкций, – добавил немец.
– Надеюсь, что вы и не будете делать этого. Благодаря вашей вере в инструкции мы и бьем вас повсюду.
– Ваш выпад не по адресу. Меня все это совершенно не касается.
– Я и забыл: «Гнездо ястреба» придерживается нейтралитета. – Дэвид, переменив позу, закинул ногу на ногу и стал молча смотреть в окно. Он хотел сейчас только одного – побыстрее добраться до посольства, чтобы снова увидеться с Джин.
Мозг его усиленно работал. В его памяти всплывала одна деталь за другой.
Когда он должен был оставить Джин ненадолго одну, она произнесла ему вслед это слово – «Тортугас».
Да-да, все тот же таинственный термин – «Тортугас»!
Но откуда она узнала его? Можно ли представить себе такое, чтобы и она была лишь составной частью всего этого? Частью той не вырисовывавшейся никак картины, которую пока что не удается ему воссоздать из имеющихся в его распоряжении отдельных, разрозненных фрагментов?
«„Тортугас“ не стоит наших жертв», – сказала Джин. Она молила его бросить все то, чем он занимался!
Об этом же просила его и Лэсли Хоуквуд. Чтобы умолять его отступиться от своего дела – умолять упорно, неистово, в каком-то фанатичном исступлении, – она преодолела путь в четыре тысячи миль.
«Уезжай из Буэнос-Айреса!» – взывала она к нему.
Была ли какая-нибудь связь между брошенной ему вслед репликой Джин и страстной мольбой Лэсли Хоуквуд?
«О боже, – ломал он голову, – и в самом деле, имелась ли между тем и другим какая-то связь?»