Сделка с профессором
Шрифт:
Адия опустилась на пол и легла, глядя в потолок блестящими глазами с расширенными до предела зрачками и скаля зубы в улыбке, пугающей своей неестественностью.
Герцог перевел дыхание, утер выступившие на лбу капли пота и сказал Беатрис:
– Иди сюда. – Бетти повиновалась точно так же, как императрица. – Я сейчас нарисую нужную комбинацию перевернутых рун, а ты наполнишь их своей маной. Поняла?
Она кивнула, хотя в душе все восставало против его приказов.
Альмонд вынул из внутреннего кармана сюртука жестяную коробку, открыл ее и взял кусок мела. У вершин треугольника он изобразил сложные комбинации
– Наполняй, – распорядился он.
Беатрис замерла перед распростертой на полу женщиной и всеми силами пыталась бороться с подчиняющим действием зелья.
– Живо! – рявкнул герцог, и Бетти почувствовала, как ее коснулась чужая магия.
Она тотчас распахнула резервуар и, ощутив бурлящую с неукротимой силой ману, устремила ее к треугольнику и древним знакам. Энергия хлестала из нее с невероятной силой, и Беатрис испугалась, что не справится с ее напором. Атли действительно изменил свое зелье, теперь оно помогало аккумулировать просто невиданное количество маны.
Комната наполнилась ослепительным сиянием рун, императрица захрипела и забилась в конвульсиях. В спальню влетел Зигрид Вайзал и застыл, в ужасе и недоумении глядя на жену.
Бетти увидела, как герцог готовится к броску, и закричала что есть мочи:
– Бегите! Спасайтесь!
Альмонд метнул к ней заклятие, и горло мгновенно сдавил жесточайший спазм. Бетти рухнула на пол, не в силах вдохнуть, и липкая темнота поглотила ее сознание. Между мужчинами завязалась борьба, но исход ее был предрешен.
Глава 11
Микаэлла блистала ослепительной красотой, как никогда прежде. Призывная улыбка, сладострастный огонек в глазах, завораживающий голос. Эдман пытался держать дистанцию между ними, кружа ее в танце, но госпожа Хариш так и норовила сократить расстояние между ними, время от времени касаясь его внушительных размеров бюстом. Бывшая любовница щеголяла на балу в темно-бордовом шелковом платье с глубоким вырезом, оголявшим большую часть пышной груди. Если бы в подобном наряде при дворе появилась менее известная и родовитая женщина, то ее неминуемо признали бы вульгарной, но Микаэлла всегда считалась законодательницей столичной моды, и ее выручно-открытый туалет расценили, как новое веяние в одежде на предстоящий сезон.
Эдман видел, с каким обожанием смотрят на госпожу Хариш менее удачливые максисы, коим не посчастливилось стать объектом внимания красавицы, и испытывал тщеславное удовлетворение оттого, что в состоянии теперь соперничать с ними за благосклонность самых привлекательных придворных дам.
– Эдди, – проворковала Микаэлла, – ты танцуешь лучше прежнего. Я едва поспеваю за тобой. Давай выпьем по бокалу шампанского и переведем дух?
Он огляделся в поисках лакея, ближайший к ним слуга стоял возле его сослуживцев, и Эдман подвел к ним госпожу Хариш, неосознанно стремясь показать воинам, что он снова в строю и даст фору любому из них. Максисы тотчас окружили их и принялись осыпать Микаэллу комплиментами, исподтишка бросая на Эдмана завистливые взгляды. Госпожа Хариш расточала любезные улыбки, однако всем своим видом демонстрировала, что принадлежит максису Джентесу, держась подчеркнуто близко к нему.
– Господа, – произнесла она, лукаво прищурив карие глаза, – простите. Нам придется ненадолго покинуть вас.
Мужчины обменялись понимающими
– Куда ты собралась? – нахмурился Эдман.
Но госпожа Хариш лишь засмеялась, и звуки ее низкого смеха, затрагивающего самые потаенные струны души, подействовали на Эдмана точно гипноз. Он следовал за ней по пятам, неотрывно глядя на ее обтянутый шелком силуэт. Микаэлла подошла к двери на лестничном пролете и, открыв ее, увлекла своего спутника в складское помещение, предназначенное для хранения музыкальных инструментов. Они очутились в душной темноте. На мгновение Эдман потерял максиссу, не ощущая ее поблизости и не видя ровным счетом ничего.
– Демон побери, – процедил он и осветил комнату заклятием так, что теперь все предстало будто в сумерках.
Микаэлла стояла возле узкой кушетки и смотрела на него пылающим страстью взглядом. Она часто дышала, ее грудь высоко вздымалась.
– Эдди, прошу тебя, – выдохнула она, призывно облизнув губы и протянув к нему изящные руки, – не мучь меня больше.
Терпкий приторно-сладкий аромат ударил ему в ноздри и помутил рассудок. Он молниеносно очутился рядом с максиссой и прижал ее к себе. Микаэлла обняла его в ответ и поцеловала, ее игривый язычок скользнул ему в рот, и он потерял контроль. Как в пьяном угаре Эдман ласкал ее, точно одержимый ненасытным желанием похотливый зверь. Сдернув лиф платья, он сжал ее грудь в сильных ладонях и принялся теребить пальцами соски.
– Да! – ликуя, застонала она, опираясь руками о кушетку и выгибаясь ему навстречу. – Ну же! Не медли!
Она вырвалась из его рук, развернулась спиной, подставила бедра и прогнулась. Эдман задрал пышный подол платья, рывком сдернул с нее кружевные трусики, отшвырнув в сторону, и погрузил пальцы в горячее, влажное нутро. Микаэлла вскрикнула от удовольствия и еще сильнее прогнулась подставляясь. Эдмана колотил озноб, дрожащими руками он расстегнул фрак и только хотел спустить брюки, как увидел выпавший из нагрудного кармана невесомый вышитый платок.
«Сонар!» – отчаянная мысль расчертила его помутненное сознание точно вспышка молнии в ночную грозу.
Совершив нечеловеческое усилие, он отпихнул от себя максиссу и рванул к двери.
– В чем дело! – в негодовании закричала она, путаясь в юбке и стараясь подняться. – Стой! Туда нельзя!
Слова сорвались с ее губ раньше, чем она сообразила, что говорит. Эдман застыл изваянием и пригвоздил Микаэллу уничижительным взглядом к кушетке.
– Что это значит?
Страх исказил ее лицо, и она опустила глаза.
– Не уходи, прошу, – взмолилась она, заливаясь слезами. – Он убьет меня.
Эдман подлетел к ней и с силой сжал плечо.
– Что происходит?! – рявкнул он, тряхнув ее. – Говори.
– Нет! – начала в отчаянии вырываться Микаэлла. – Не прикасайся. Отпусти.
Дурное предчувствие затопило душу Эдмана, и он, не соображая, что творит, применил к максиссе заклятие высшего порядка, разрешенное только для выбивания сведений из военнопленных. Формула отличалась особой сложностью и при наполнении маной запросто развязывала языки даже тем, кто давал кровные клятвы о неразглашении данных, но и последствия при этом для пойманного могли оказаться самыми плачевными.