Сделка
Шрифт:
Я сунул дневник Эстелл Карей под руку и прошел мимо них.
8
Той ночью я встретил Салли за кулисами "Браун Дерби" в половине второго. Она вышла из своей гримерной в белом свитере, черных просторных брюках, черной шубе и белой чалме. Салли выглядела на миллион. Конечно, не на тот миллион, что спрятал Ники Дин, а просто она сама была как сокровище.
– Как ты ухитряешься быть такой свежей?
– спросил я ее.
– У тебя же было четыре выступления.
Салли слегка погладила мою щеку; ее ногти были длинными, красными и блестящими.
– Я немного поспала ночью, - ответила она.
– И тебе бы тоже следовало попробовать.
–
Она взяла меня под руку, и мы пошли к дверям.
– Тебе станет лучше. Подожди немного, и ты поймешь.
Во вторник мы вместе провели ночь на моей раскладушке, поэтому она знала о моих проблемах с засыпанием. Она видела, как я вертелся и крутился всю ночь, а потом засыпал на мгновение, чтобы проснуться в холодном поту.
– Если я засыпаю, то сразу же переношусь во сне туда, - сказал я.
Мы вышли на улицу Монро. Было прохладно, но не морозно.
– Куда переносишься?
– На Остров.
Снег скрипел под нашими ногами, пока мы шли.
– Ты говорил об этом докторам?
– Нет. Я скрыл это. Я хотел вернуться домой. Мне казалось, что если я вернусь, все пройдет.
Она сжала мою руку.
– Подожди, пусть пройдет некоторое время. Ведь прошло всего четыре дня с тех пор, как ты вернулся. Послушай-ка. Тебе не кажется, что смена обстановки поможет тебе с твоими проблемами? Ты же знаешь, у меня есть комната в "Дрейке".
Я улыбнулся ей.
– Уж, конечно, это не тот шикарный белый мезонин, который один твой хороший приятель сдал тебе в субаренду до тех пор, пока он вернется.
Салли грустно засмеялась.
– Нет, я не знаю, что случилось с ним и с его мезонином. Я говорю просто о комнате. В которой есть кровать.
– Ты меня уговорила.
Мы перешли Кларк-стрит, направляясь к коктейль-бару Барни Росса. Был вечер пятницы, и на улице почти не было машин. Само собой, все бары уже минут сорок были закрыты.
– А ты знаешь, к чему все это?
– спросила она. Я отрицательно покачал головой.
– Я знаю лишь, что Бен попросил меня зайти сегодня через некоторое время. Я спросил его, могу ли привести с собой девушку, и он сказал: "Конечно!" Будет море напитков, и бар практически будет предоставлен в наше распоряжение.
– Ты уверен, что он именно это тебе сказал?
– спросила она.
Мы подходили к дверям, из-за которых слышались приглушенные, но различимые звуки музыки, смех, разговоры. Дверь была заперта, но сквозь стекло мы видели толпу людей, попивающих пиво. Мы стояли в голубом свете неоновых огней, которыми было написано имя Барни и изображены боксерские перчатки. Мы недоумевали, не понимая, что происходит, но тут за дверью показалось лицо Бена. Сквозь стекло он улыбался, как ребенок перед рождественской витриной. Потом он отпер дверь, и мы вошли внутрь.
– Что случилось?
– прокричал я ему, чтобы он услышал меня за шумом.
– Давайте, заходите!
– сказал Бен, все еще улыбаясь, гостеприимным жестом предлагая нам войти. Он провел нас сквозь шумный, прокуренный зал. Пианола-автомат играла "Блюз в ночи"... па-па-папапа... в зале было полно ребят из Вест-Сайда. Они были моего возраста или старше, кроме нескольких мальчишек в военной форме. Они похлопывали меня по спине, улыбались мне, поднимали в мою честь тосты, пока мы проталкивались сквозь толпу... "...проходи, Нат; ты показал этим желтым сволочам. Геллер..." - слышалось со всех сторон. Остальные, похоже, были из спортивного мира, в основном,
Мы дошли до самой последней скамьи, вокруг второй толпилось еще больше людей. Бен закричал: отойдите, отойдите!" - ...когда я был мальчишкой в коротких штанишках, па-па-папа...
– и все разошлись, и черт меня возьми, если моему взору не предстал поседевший Барни Росс, который сидел передо мной.
Он смотрел на меня своими чертовыми щенячьими глазами, и у него была та же бульдожья физиономия, с той лишь разницей, что щеки стали поменьше. Как и мои. У него не было таких темных кругов под глазами, как у меня, но его волосы, которые прежде были темными и которые тронулись сединой, когда я видел его в последний раз, сейчас стали свинцово-серыми. Рядом с ним сидела Кати - темноволосая манекенщица, которую он подцепил в Сан-Диего. Но увидев меня, он вскочил, опираясь на трость, вырезанную из ветки, которую привез с Острова.
– А ты постарел, - произнес он, улыбаясь.
– На себя посмотри - у тебя же волосы поседели. Музыка все еще громко играла...
– почему ты поешь блюз...
– но мы не перекрикивали ее. Мы и так понимали друг друга.
– У тебя тоже, - сказал он, показывая на седину у меня на висках. А потом он ткнул в свою седую голову.
– Они поседели в ту ночь в окопе, в точности, как у моего отца во время русских погромов.
– Господи, - промолвил я, глядя на его форму, - да ты никак до сержанта дослужился!
Барни ухмыльнулся уголком рта:
– Вижу, тебе тоже присвоили звание?
– Да, - ответил я.
– Я больше не военный. Его улыбка стала кривой и грустной.
– Мне не следовало втягивать тебя в это, не так ли, Нат?
... блюз в ночи...
– Заткнись, schmuck, - сказал я и обнял его, а он - меня.
– Салли!
– вскричал он, увидев видение в черном и белом, которое стояло рядом со мной, наблюдая за взрывом наших сантиментов.
– Рад тебя видеть, малышка!
– Барни обнял ее и, держу пари, ему это понравилось куда больше, чем обнимать меня.
– Здорово, что я вновь вижу вас вместе!
– Полегче, - перебил его я.
– Мы просто друзья.
– Ах да, конечно, - проговорил Барни.
– Проходите, садитесь с нами.
Напротив Барни с Кати сидели два спортивных журналиста. Они уступили нам место, поблагодарив Барни, и убрали в карманы свои записные книжки. Но Салли не присоединилась к нам: Нат Кросс, "городской сплетник" из "Геральд-Американ" увлек ее за собой. Салли, улыбнувшись и пожав плечами, вручила мне свою шубу со словами: "Что делать, реклама есть реклама", и вскоре пропала в табачном дыму.
– Ох уж эти репортеры, - проворчал Барни, качая головой.
– Возьми, к примеру, этих ребят, которые пишут о спорте. Они хотели узнать все о том времени, когда я был признан лучшим боксером года. Но это же дурь, глупость! Я оставил ринг в тридцать восьмом. О таких вещах надо спрашивать спортсмена, который получил этот титул за прошлый год, а они пристают ко мне. Для чего?