Сделка
Шрифт:
– Поттер! – зло выплюнул Лонгботтом, делая мину такой кривой, что еще чуть-чуть и мышцы переклинит. – Чего шарахаешься по ночам?
– Аналогичный вопрос, Лонгботтом. Чего тебе не спится? Бессонница?
Издеваться над кем-то всегда было выше меня и моих вдолбленных устоев на примере дяди Вернона, Дадлика и тети Петуньи, но тогда я был человеком, забитым и зашуганным мальчиком из чулана под лестницей. Сейчас у меня другие взгляды на мир и прошлое осталось прошлым, ненужным и тяготеющим, как и душа, которой у меня более нет. Так что издеваться я могу и буду, особенно над тем,
– Мальчики не ссорьтесь, - снова этот приторно-сладкий, как грех Джинни, тон, приклеивающий к небу язык, а щеки к зубам. – Лучще скажи мне, Невилл, как дела с поисками последнего крестража Тома? – вот тут душу Невилла окрасила пурпурным Гордыня, играя на моих вкусовых рецепторах нотками фуагра. Такой грех мне более приятен, чем Гнев. Его я бы с удовольствием сиюминутно отправил в желудок, даже не разжевывая. Но это лишь временный эффект, основной грех Лонгботтома – Гнев и мне он крайне неприятен.
– Крестраж, о котором вы говорили, директор, уже в моих руках, - показал мне и нарисованному старику костяную палочку, от которой шел остаточный шлейф энергии и магии Реддла, но не оскверненной ритуалом, а чистой, даже детской, словно и не было создано ни единого крестража.
– Палочка! Я так и думал! – обрадовался директор, говоря: - отдай ее мне, Невилл, - и протянул к палочке руку, материализованную за счет запретного ритуала и оскверненного осколка души, находящего на холсте, - вот теперь я готов! – к чему? И так понятно. К возрождению. – Гарри, мальчик мой, - словно этот елейный голос и манера растягивать слова, - подойди ко мне. – Не отказался, подошел, - протяни руку и возьми палочку со словами: «Принимаю».
Сущность уже пела в предвкушении, готовилась поглотить душу директора. Явно осколки из книги, снитча, дилюминатора, колокольчиков и картины в министерстве были соединены в палочке. И с этими словами к ним добавится и осколок с данной картины. Директор все продумал, сделал Невилла переносчиком осколков, которые позже слились в заранее-подготовленный предмет с одной целью – захватить мое тело. Но не предугадал смену моей сущности, которая уже текла слюной и заранее переваривала лицемерную душу.
– Принимаю!
Вот и все, что я сказал, перед тем, как получил палочку в руки. Краем взгляда увидел победную, скалящуюся улыбку Лонгботтома, смотрящего за процессом захвата моего тела и уничтожения души. Но то, что произошло дальше его ни разу не порадовало. Ведь стоило палочке оказаться в моих руках, а склеенным кускам директорской души попытаться захватить тело, выбив душу владельца, случился поздний ужин. А так же внутренний разговор моей сущности с оскверненной душой Альбуса, не понимающего, что происходит, и почему дух не вышибается из тела.
– Что происходит? – удивлялся он, - почему ты все еще здесь?
– Потому что я хозяин тела, директор, и никому его уступать не собираюсь, - не говорить же ему сразу, с наскока, что у меня нет больше души и ему нечего выгонять. Пусть покажет себя, скажет все, что сможет, приведет убедительные аргументы, применит некоторые тактики, разыграв мой аппетит.
– Мальчик мой, ты должен
– Нет. – Коротко и по существу.
– Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому!
Намечалась битва. Директор призвал свою палочку и приготовился атаковать. Жар огненной стихии уже колыхал мой внутренний мир, нарастая с каждой секундой. Но жар его стихии ничто по сравнению с жаром серебряного клинка паладина, или святой водой истинного храма верующих в Бога. Так что его огненный феникс, направленный на меня с целью изжарить изнутри, ничего не дал. Лишь кружил и закручивал спиралью выпущенное с перьев пламя, окутывая меня столбом огня. Окутанный жарким маревом магической энергии, я стоял спокойно, выжидая окончания действия заклинания.
Прошло от силы две минуты, огонь стихал, а директор готов был распространить влияние своей душонки в моем теле. Но стоило фениксу вернуться в палочку, пламени потухнуть, а мне предстать перед очами Альбуса, атака повторилась. В меня, с претензией и вопросом:
– Почему ты такой живучий, паршивец? – полетели темно-магические проклятия и заклятия, в том числе и Непростительные.
Увернуться ото всех мне не составило труда, даже не напрягаясь. Атаковать в ответ не видел смысла, ведь стоит мне призвать душу, поманив ее пальцем, она окажется в моих руках, а впоследствии в желудке. Но у меня еще есть вопрос к директору, который и планирую задать перед тем, как съесть его и идти по своим делам дальше. Что я и сделал.
– Хватит! – короткое слово и вся магическая энергия, направленная на меня исчезла в мгновение ока, растворяясь в моем внутреннем мире. – Время ужина!
Отринув человеческий облик, поманил к себе его шокированную душу, представ перед директором с крыльями за спиной, рогами и хвостом, хлещущем мне ноги. Ядовито-зеленые глаза прожигали Альбуса насквозь, видя каждую трещину и спайку погрязших во тьме осколков. Длинный, загнутый по-кошачьи коготь, испуская демоническую магию, окутывал фигуру директора черными нитями, притягивая ко мне в руки.
– Вот вы и попались, директор Дамблдор, - рука с выпущенными когтями касалась груди на уровне сердца. Было бы оно живо, забилось бы в конвульсиях, истерике и приступе, но его нет.
– Мальчик мой, - снова дружелюбным тоном говорит Альбус, - что ты со мной хочешь сделать? – со страхом и дрожью в голосе спрашивает директор. Ответ на вопрос очевиден:
– Съесть вас, директор, - с такой же милой и доброй, открытой и теплой улыбкой, как и он, отвечаю, опуская когти в полуматериальную плоть, вызывая стон боли, дрожь и еще больший страх в глазах, - ваша душа принадлежит мне. Вы сами ее отдали в мои руки, когда предложили палочку, - на лице директора промелькнуло понимание вперемешку с паникой, он наконец-то понял, кем я теперь являюсь.