Седьмая чаша
Шрифт:
— Он все время такой? — спросил я Минни.
— Теперь — да.
Она отпустила плечи сына, и мы оба встали.
— Он не хочет подниматься на ноги, а когда его пытаются заставить, издает такие жалостные вздохи, что сердце разрывается.
— Я попрошу своего друга доктора осмотреть Адама, — негромко проговорил я. — Хотя, откровенно говоря, пока он находится в таком состоянии, его вряд ли можно будет забрать отсюда.
— О нем нужно заботиться, — сказала женщина, — или он умрет.
— Я вижу это и поговорю с главным
— Если вы оставите нас ненадолго, сэр, я попытаюсь почистить его. Иди сюда, Дэниел, помоги мне поднять его.
Мужчина подошел к жене.
— Тогда я отправлюсь на переговоры со смотрителем прямо сейчас. Приходите в гостиную, когда закончите. Я буду ждать вас там.
Минни улыбнулась мне дрожащими губами.
— Благодарю вас, сэр.
Ее муж все так же отказывался встречаться со мной взглядом.
Я оставил их и отправился на поиски Шоумса, исполненный гнева на то, как Адаму позволяют барахтаться в собственных нечистотах. То страшное и неведомое, что повредило ум этого несчастного, оставалось за пределами моего понимания, но уж с ленивыми и продажными чиновниками я умел справляться.
Шоумса я нашел в его личном кабинете. Он пил пиво и смотрел на жаркий огонь, пылавший в большом камине. Услышав, как скрипнула дверь, он повернул голову и наградил меня свирепым взглядом.
— Я хочу, чтобы мальчика кормили! — рявкнул я. — Если понадобится, то и силой. Сейчас мать переодевает его, и я желаю, чтобы он оставался чистым. Вы должны за этим проследить. Я добьюсь судебного решения, в соответствии с которым этому пациенту будет обеспечен надлежащий уход, а счета по его содержанию будет оплачивать совет.
— А кто будет платить моим сотрудникам до той поры? Платить за работу, которую они выполняют, не говоря уж о том, что им приходится постоянно успокаивать других пациентов, которые нервничают из-за того, что среди них находится одержимый?
— Бедлам располагает собственными средствами. Кстати сказать, у вас в штате есть врач?
— Да, раз в две недели приходит доктор Фрит. Он увлечен составлением собственных микстур, но от них мало пользы. Была одна женщина-травница, она нравилась многим пациентам, но доктор Фрит ее прогнал. Назначение врачей — это вообще не моя обязанность. Этим занимается смотритель Метвис.
— А священник у вас есть?
— Эта должность вакантна с тех пор, как преставился старый викарий.
Я смотрел на его толстое, красное злое лицо и думал о несчастных безумцах, судьбы которых вручили в руки его и таких, как он, ленивых и некомпетентных болванов.
— Я требую, чтобы в палате Адама Кайта разводили огонь.
— Вы заходите слишком далеко, сэр! — возмутился Шоумс. — Огонь — это непозволительная роскошь, и я не собираюсь оплачивать ее из средств Бедлама, иначе моя должность достанется смотрителю Метвису.
— В таком случае я добьюсь того, чтобы вам вообще
Шоумс по-волчьи зыркнул на меня.
— Вы забрали чересчур много воли, бумажная душа.
— Не больше вашего. Ну так как?
— Ладно, я прикажу, чтобы у него разводили огонь.
— Я прослежу за этим.
С этими словами я развернулся и вышел.
Я вернулся в комнату для посетителей, сел и погрузился в глубокие раздумья. Вид Адама Кайта потряс меня. Что бы ни заставило рассудок мальчика помутиться, не могло быть и речи о том, чтобы добиваться у суда признания его compos mentis. [9] Оставалось только надеяться, что Гай хоть чем-то сможет помочь ему.
9
Находящийся в здравом уме и твердой памяти; вменяемый (лат.).
Дверь отворилась, и я поднял голову. Молодая женщина в сером халате смотрителя ввела в комнату седоволосую даму. Мне было странно видеть женщину-смотрителя, но я предположил, что они необходимы для ухода за пациентами женского пола. Значит, здесь все же не до конца утратили стыд.
Больная шла деревянной походкой, опустив голову на грудь. Смотрительница вела ее к стулу у окна. Добравшись до цели, пациентка брякнулась на стул и обмякла, тяжелая и безжизненная, как мешок с капустой. Увидев меня, смотрительница сделала книксен. На вид ей можно было дать тридцать с небольшим лет. Глубокие синие глаза и каштановые волосы, выбивавшиеся из-под белого чепца, делали ее несколько вытянутое лицо привлекательным. В нем угадывался характер.
— Вы позволите, чтобы Сисси немного посидела здесь, сэр? — спросила она.
— Разумеется.
— Она сегодня что-то хандрит, и мне не хочется оставлять ее одну в палате. Сисси, я захватила для вас иглу и нитки. Вы ведь любите штопать халаты?
Было странно видеть, как молодая женщина говорит со старухой так, будто та — маленькая девочка. Сисси подняла бессмысленный взгляд, и смотрительница вручила ей мешочек с вышиванием и рваный халат. Она положила халат на колени старой женщины и попыталась всунуть в ее толстые пальцы иглу с продетой в нее ниткой.
— Ну же, Сисси, ведь вы просто чудо что за мастерица! Покажите, как вы умеете шить.
Сисси с неохотой взяла иглу.
— Она не доставит вам хлопот.
Женщина снова присела и оставила меня наедине с Сисси, которая принялась шить, не поднимая на меня глаз.
«Значит, не все смотрители — бесчувственные скоты», — подумал я.
Вскоре вернулись Кайты. Я поднялся со стула и пересказал им свой разговор с Шоумсом.
— Значит, Адаму придется остаться здесь? — спросила Минни.