Седьмая чаша
Шрифт:
— Мало ли какую работу ему приходилось здесь выполнять! Можешь не сомневаться, он тоже часто видел эти изображения.
К нам присоединился Харснет.
— Паписты утверждают, что мы подарили Библию людям, которые не в состоянии постичь ее подлинный смысл и поэтому склонны толковать Священное Писание самым диким образом. Но взгляните, мастер Шардлейк, картины могут иметь точно такой же эффект. Если бы стены этого зала побелили известкой, что во время Реформации было сделано во многих церквях, у Годдарда, может, и не зашел бы ум за разум. Я думаю, дьявол вселился в
— Если только убийца — Годдард.
— Он больше, чем кто-либо, подходит на эту роль.
Я покосился на коронера.
— Не это ли хотел скрыть от нас настоятель? Возможно, он помнил какие-то случаи, когда эта панорама оказывала на кого-то из монахов особый эффект?
Харснет сжал губы.
— Мы это выясним. Барристер Шардлейк, завтра же я снова встречусь с настоятелем. Но до этого можете ли вы поговорить с двумя другими бывшими монахами и выяснить, что знают они? Прежде чем бросать вызов Бенсону, мы должны накопить как можно больше сведений.
— Я непременно сделаю это. Сегодня же, после слушаний в суде.
Коронер удовлетворенно кивнул.
— Хорошо. А я тем временем наведу справки в муниципальном совете Лондона относительно того, где может проживать семья Годдарда.
— Прежде чем мы уйдем, мне хотелось бы взглянуть на то, что осталось от помещений, где раньше располагалась монастырская больница.
— Я не возражаю, — ответил Харснет и, окинув неприязненным взглядом зал, направился к выходу.
Я задержался возле картины, на которой был изображен облаченный в белое ангел с мрачным лицом и расправленными крыльями. Он выливал из чаши некую жидкость, от которой земля занималась огнем. Сквозь языки пламени можно было разглядеть бледные, перекошенные от боли лица.
— Четвертая чаша, — пробормотал я в сторону Барака. — Боже Всемогущий, помоги нам поймать его, прежде чем он лишит жизни еще кого-то!
Выйдя из дома капитула, мы спросили какого-то служку, где находится больница. Он ответил, что здание бывшей монастырской больницы уже снесли, но лечебница, в которой оказывали помощь бедным прихожанам, уцелела и находится неподалеку. Чтобы добраться до нее, надо было пройти через старое монастырское кладбище.
Дождь прекратился, поэтому мы безбоязненно вышли из дворика-клуатра и пошли по тропинке через древний погост с множеством могильных камней. Возраст многих из них исчислялся веками. Пройдет совсем немного времени, и здесь случится то же, что и в остальных закрывшихся монастырях: кладбище подвергнется полному разорению. Гробы будут выкопаны из могил и разбиты, а кости монахов сброшены в общую яму и закопаны, как обычный мусор.
Мирская больница представляла собой длинное низкое здание, выстроенное на приличном расстоянии от монастырских построек. Это было сделано сознательно, чтобы уберечь братию во время эпидемий чумы. Тяжелые деревянные двери были не заперты. Внутри пустого помещения, в которое через высокие грязные окна почти не попадал свет, не осталось ничего, кроме обрывков одежды по углам, светлых пятен на стенах — там, где раньше висели картины и распятия, —
— Интересно, кто теперь лечит бедняков Вестминстера? — вслух подумал я, вспомнив планы Роджера открыть больницу для бедных.
Передо мной снова возникло его лицо; он улыбался и кивал головой.
— Негде им больше лечиться, — с грустью отозвался Харснет.
За нашими спинами послышался скрип, и мы резко обернулись. Кто-то открывал дверь. Барак положил ладонь на эфес шпаги. В следующую секунду перед нами предстала необычная фигура. Это был худой, старый оборванец с напоминающим птичье гнездо пучком грязных волос на голове и впалыми щеками. Он не заметил нас и принялся разгребать длинной веткой, которую принес с собой, мусор, лежавший в одном из углов комнаты.
— Что вам здесь надо? — Голос Харснета, звонко прозвучавший в пустой комнате, заставил незнакомца резко дернуться от неожиданности.
Он уронил свою ветку, обхватил себя руками и с неописуемым страхом воззрился на нас.
— Ну? — поторопил Харснет.
Старик съежился под нашими взглядами.
— Я… Я не хотел ничего плохого, шэр.
Он глотал буквы, шепелявил, и речь его звучала невнятно. Вначале я подумал, что он пьян, но потом понял, что у него просто нет зубов. Затем я увидел, что на самом деле это никакой не старик, а выглядит так из-за провалившихся щек.
— Вы находитесь на монастырской территории, — не отступал Харснет, — и пришли сюда не просто так, а с какой-то целью. С какой?
— Я ишкал швои жубы, шэр, — прошамкал незнакомец, в отчаянии ломая руки и пятясь. — Надеялся найти их в углу, там, где я ешо не шмотрел. Где-то в Вештминштере.
Во взгляде его широко раскрытых синих глаз читалась детская беспомощность, и я подумал: а уж не слабоумный ли этот бедняга?
Видимо, подумав о том же самом, Харснет произнес уже более мягким тоном:
— Ну, тогда ладно. Только сейчас оставьте нас.
Бедняга торопливо вышел из комнаты и осторожно, точно боясь побеспокоить нас скрипом, закрыл за собой дверь.
— Господи Иисусе, что это было? — выдохнул Барак.
— Какой-то нищий бедняга, тронувшийся умом, — ответил Харснет. — Они в Вестминстере повсюду. Видимо, они нашли какой-то лаз, через который пробираются сюда. Нужно сказать стражникам.
Коронер, насупившись, посмотрел на Барака.
— А вас я попросил бы не упоминать имя Спасителя всуе.
Глаза Барака на миг вспыхнули. Вдалеке часы на башне пробили десять раз.
— Мне пора в суд, — сказал я. — Идем, Барак, нам нужно торопиться. Простите, мастер коронер, но мы должны идти. После того как я встречусь с двумя бывшими монахами, я сообщу вам о том, что удалось узнать.
Мы втроем дошли до главных ворот и снова оказались на открытой для всех территории бывшего монастыря. Здесь уже вовсю кипела жизнь, лавки распахнули свои двери, повсюду сновали люди. Увидев нас, в нашу сторону заторопилась парочка коробейников. Один из них тащил лоток с какими-то банками, распространявшими смрад на много ярдов вокруг.