Седьмая девственница

Холт Виктория

— Дочка священника добра к тебе, любушка. Ты с ней дружбы не порывай.

— Конечно, не буду, бабушка. Она так же рада, что я пойду с ней на бал, как и я сама. Зато мисс Келлоу считает, что мне идти туда не следует.

— Лишь бы она не исхитрилась как-нибудь дать знать леди Сент-Ларнстон, кто ты есть.

Я победно тряхнула головой.

— Она не посмеет.

Бабушка отправилась в кладовку, я пошла за ней и смотрела, как она открывает шкатулку и вынимает из нее два гребня и мантилью.

— Люблю одевать их иногда по вечерам, — сказала она. — И коли я

тут одна, кажется мне, будто мой Педро рядом. Ведь он так любил смотреть на меня в этом наряде. Ну, давай, я попробую приладить это на тебя. — Легким движением она подняла мне волосы и воткнула в них гребень — высокий, украшенный бриллиантами. — Ты выглядишь точь-в-точь как я, когда мне было столько же, сколько сейчас тебе, любушка. Теперь мантилью. — Она прикрепила ее у меня на голове и отступила. — Когда мы сделаем все как надо, они мизинца твоего не будут стоить, — заявила она. — Я хотела бы сама причесать твои волосы, внучка.

Первый раз она меня так назвала, и я почувствовала, что она гордится мной.

— Приходи в дом священника вечером перед балом, бабушка, — сказала я. — Посмотришь мою комнату и причешешь меня.

— А позволят?

Я сузила глаза.

— Я там не прислуга… вот уж нет. Только ты можешь сделать мне прическу, значит, ты ее и сделаешь!

Она положила мне на руку свою ладонь и улыбнулась.

— Будь начеку, Керенса, — сказала она. — Всегда будь начеку.

Мне пришло приглашение. В нем говорилось, что сэр Джастин и леди Сент-Ларнстон просят мисс Карлион почтить своим присутствием костюмированный бал. Мы с Меллиорой чуть не задохнулись от смеха, читая его, и Меллиора все называла меня «мисс Карлион», подражая голосу леди Сент-Ларнстон.

Нельзя было терять времени. Когда наши платья были готовы, мы каждый день стали их примерять, а я училась обходиться с гребнем и мантильей. Мы сидели вместе, делая маски, расшивая их блестящими черными бисеринками так, что они все сверкали. В эти дни я чувствовала себя как никогда счастливой.

Мы учились танцевать. Это очень легко, если ты молода и легка на ногу, сказала Меллиора. Просто слушайся партнера. Я обнаружила, что могу хорошо танцевать, и это занятие мне очень понравилось.

В те дни мы не замечали, что его преподобие становится все более и более изнуренным и осунувшимся. Он проводил много времени у себя в кабинете. Она знал, как мы радуемся и, наверное, — хотя это пришло мне в голову только потом, — не хотел ничем омрачать нашу радость.

И вот наконец наступил день бала. Мы с Меллиорой надели свои костюмы, и бабушка пришла в дом священника уложить мне волосы.

Она расчесала их и смазала своим специальным снадобьем так, что они заблестели и засверкали. А потом приладила гребень и мантилью. Увидев, что получилось, Меллиора восхищенно всплеснула руками.

— Все обратят внимание на мисс Карлион, — сказала она.

— Это красиво тут, в спальне, — напомнила я ей. — А подумай про чудесные костюмы, в которых будут богатые. Бриллианты, рубины…

— А у вас двоих только молодость, — сказала

бабушка и рассмеялась. — Бьюсь об заклад, кое-кто из гостей не прочь бы обменять на нее свои брилльянты и рубины.

— Керенса ни на кого не похожа, — заметила Меллиора. — Хоть они и будут стараться выглядеть как можно лучше, ни одна из женщин не будет выглядеть так, как она.

Мы надели маски и встали рядышком, смеясь и изучая наши отражения в зеркале.

— Вот мы какие, — сказала Меллиора, — ужасно загадочные.

Бабушка ушла домой, и мисс Келлоу отвезла нас в аббатство. Двуколка выглядела просто нищенской среди прекрасных экипажей, но нас это только позабавило, а я приближалась к наивысшему моменту свершения своей мечты. Чувства переполняли меня, когда я вошла в зал. Я пыталась увидеть сразу все и поэтому получила лишь самое смутное представление. Канделябры, с тысячью, как мне показалось, свечей, стены, обитые гобеленами, вазы с цветами, аромат которых напоил воздух, и люди, люди, люди. Я словно оказалась среди заморских придворных, о которых читала на уроках истории. Многие дамы были в итальянских платьях четырнадцатого века, как я узнала позже, и волосы у некоторых были убраны под сеточки, усыпанные драгоценностями. Парча, бархат, шелка и атлас. Какое роскошное общество, тем более приятное, что все были в масках. Я порадовалась этому — так мне легче было почувствовать себя одной из них, не опасаясь, что меня узнают.

Маски снимали в полночь, но к тому времени бал закончится, и я не окажусь в положении Золушки.

В дальнем конце зала была красивая широкая лестница, и вместе со всеми мы поднялись по ней наверх, туда, где, держа маску в руке, стояла леди Сент-Ларнстон и приветствовала гостей.

Мы оказались в длинной комнате с высокими потолками. По стенам с обеих сторон были развешаны портреты Сент-Ларнстонов. Изображенные в шелковых и бархатных нарядах, они вполне могли бы принять участие в теперешнем празднике. По всей комнате были расставлены вечнозеленые растения и позолоченные кресла, каких я никогда еще не видывала. Мне хотелось разглядеть все поближе.

Я не забывала о стоящей рядом Меллиоре. По сравнению с другими она была одета очень просто, со своими золотыми волосами и золотом вокруг тонкой талии.

К нам подошел человек в зеленом бархатном камзоле и длинных зеленых панталонах в обтяжку.

— Поправьте меня, если я ошибаюсь, — сказал он, — но, по-моему, я догадался. Это Златовласка.

Я узнала голос Кима, хотя ни за что не угадала бы его в этом костюме.

— Вы выглядите очень красиво, — продолжал он. — И испанская леди тоже.

— Ким, вы слишком быстро догадались, — пожаловалась Меллиора.

— Да. Мне бы притвориться озадаченным, задать кучу вопросов и уж потом, за секунду до полуночи, угадать.

— По крайней мере, — сказала Меллиора, — вы разгадали только меня.

Он повернулся ко мне, и я увидела сквозь маску его глаза — я легко могла себе представить, какие они сейчас: смеющиеся, с морщинками вокруг них; когда он смеялся, они становились почти не видны.

— Признаю свое поражение.