Седьмая девственница

Холт Виктория

Мы с миссис Роулт, дотащили бьющуюся в истерике Джудит до ее комнаты. Я закрыла дверь и сказала:

— Давайте сразу уложим ее в постель, миссис Роулт.

Мы так и сделали и укрыли ее.

— Доктор Хилльярд прописал ей успокаивающее, — продолжала я. — По-моему, ей надо сейчас его принять.

Я дала ей лекарство, и, к моему удивлению, она его покорно выпила. Потом начала бессильно плакать.

— Если б я могла родить ребенка, все было бы иначе, — бормотала она. — Но как я могу? Он со мной и не бывает. Он меня не любит. Он

любит только ее. Он никогда не приходит ко мне. Он вечно закрывается в своей комнате. Дверь всегда заперта. Зачем запирать дверь! Скажите мне. Затем, что он не хочет, чтоб я знала, где он. Но я все равно знаю. Он с ней.

Миссис Роулт прищелкнула языком, и я сказала:

— Боюсь, миссис Роулт, что она немного выпила.

— Бедняжка, — пробормотала миссис Роулт. — Оно и не удивительно.

Я подняла брови, показывая, что не желаю никаких откровений, и миссис Роулт мгновенно угомонилась. Я холодно сказала:

— Она сейчас успокоится. Думаю, в ваших услугах больше нет необходимости, миссис Роулт.

— Я рада помочь всем, чем могу, мэм.

— Вы и так очень помогли, — сказала я ей. — Но больше делать ничего не нужно. Боюсь, что леди Сент-Ларнстон больна… Очень больна.

Она опустила взгляд; я знала, что в нем было скрытое понимание.

Меллиора была очень расстроена.

— Ты должна понять, Керенса, что теперь я не смогу здесь оставаться. Мне придется уехать.

Я задумалась, прикидывая, какой будет моя жизнь без нее.

— Должно же быть что-то, что мы можем сделать.

— Я не могу этого вынести Они обо мне перешептываются. Все слуги Я знаю. Долл и Дейзи болтают между собой; они замолкают, как только я подхожу. А Хаггети… он смотрит на меня по-другому, словно я…

Я знала Хаггети и поняла.

— Я должна найти способ удержать тебя здесь, Меллиора. Я уволю Хаггети. Уволю всю прислугу…

— Как ты это сделаешь? И потом, это все равно не поможет. Они все время болтают о нас. А это неправда, Керенса Скажи мне, ведь ты веришь, что это неправда?

— Что вы с ним любите друг друга? Я вижу, что он тебя любит, Меллиора, и я знаю, что ты всегда его любила.

— Но они думают, что…

Она не могла на меня смотреть, и я быстро сказала:

— Я знаю, что вы никогда не сделаете того, чего бы вам следовало стыдиться… тебе или Джастину.

— Спасибо, Керенса. Хоть в этом ты мне веришь. Но что толку быть невиновной, когда все считают тебя виноватой?

Она вдруг повернулась ко мне.

— Ты умная. Скажи, что мне делать.

— Будь спокойна. Держись с достоинством. Ты невиновна. Вот и веди себя так, как будто ты невиновна. Убеди людей…

— После этой ужасной сцены… Как?..

— Не паникуй. Дай всему утрястись. Может, я что-нибудь придумаю.

Но она была в отчаянии. Ей не верилось, что я или кто-то еще сможет ей помочь, поэтому она тихо сказала:

— Все кончено! Мне надо уезжать отсюда.

— А Карлион? Для

него это будет ударом.

— Он меня скоро забудет. Дети легко забывают.

— Но не Карлион, Он не похож на других детей. Он такой чуткий. Он будет горевать о тебе. А я как же?..

— Мы будем друг другу писать. Будем встречаться время от времени. Ах, Керенса, наша дружба от этого не прекратится. Она не прекратится, пока одна из нас не умрет.

— Да, — горячо сказала я. — Она не прекратится никогда. Но ты не отчаивайся. Что-нибудь произойдет. Так всегда бывает. Я что-нибудь придумаю. Ты же знаешь, что я никогда не терплю поражений.

Но что могла я придумать? Бедная страдалица Меллиора! Бедный Джастин! Я полагала, что они принадлежат к тому типу людей, которые принимают свою судьбу, какой бы тяжкой она ни была. Они сделаны из другого теста, чем я.

Меллиора просматривала объявления в газетах. Она написала по нескольким адресам. Для дочери священника, имеющей опыт работы компаньонкой и няней-гувернанткой, нетрудно было получить приличное место.

Каждый год в Сент-Ларнстон приезжал маленький цирк; они ставили большой шатер на лугу сразу за деревней, и три дня слышались звуки музыки и голоса, звенящие над сельскими тропинками. За неделю до появления цирка и какое-то время спустя все только об этом и говорили, и по традиции всем слугам в аббатстве предоставляли выходной, чтобы они могли сходить в цирк.

Точно в назначенный день фургоны покатились по дорожкам. Никогда еще я так не радовалась этому представлению, которое, как я надеялась, отвлечет внимание от Меллиоры, Джастина и Джудит.

Но в то же самое утро Меллиоре пришло письмо. Она позвала меня к себе в комнату и прочла его. Это был ответ на одно из разосланных ею писем, весьма откровенно, я бы сказала, показывающий характер той женщины, которая его написала. Она готова встретиться с Меллиорой, и если та обнаружит необходимые качества и будет иметь солидные рекомендации, готова принять ее на испытательный срок. В семье было трое детей, и, похоже, Меллиоре предстояло превратиться в их, гувернантку, няню и рабыню. Все это она должна будет делать за минимальную плату. Предполагалось, что она будет заниматься только с детьми, ее молодость говорит не в ее пользу, поэтому за плату меньшую, чем любезная леди заплатила бы более опытной гувернантке.

— Порви его сейчас же на мелкие кусочки, — велела я.

— Но, Керенса, — сказала она, — что-то же мне надо делать. А это место ничуть не хуже прочих.

— Она же просто невозможна, эта дама. Отвратительная ханжа, вот она кто. Тебе там будет противно.

— Все они одинаковы, и мне везде будет противно — так какая же разница? Надо же мне что-то делать. Керенса, ты ведь знаешь, мне надо уехать.

Я посмотрела на нее и поняла, как мне будет ее не хватать. Она ведь стала неотъемлемой частью моей жизни. Я не могла отпустить ее.