"Седьмая колыбель"
Шрифт:
– Для акустики! Здесь выступает воскресный хор зорт-мальчиков. Пошли!
– Акустика… – Маша зашла в центр помещения и несколько раз хлопнула в ладоши.
Квадрат за квадратом вся сферическая часть помещения заполнилась голографической схемой лабораторий на корабле. Маша дотронулась рукой до виртуального изображения оранжереи, и перед девушками появилось множество мигающих точек; они располагались параллельно или последовательно, как в схеме соединения цепи для прохождения тока из курса физики.
– Каждая точка – это вид растения, – первой
Она прикоснулась пальцем к одной из точек, и перед девушками в натуральную величину предстал куст плотоядной розы. Девушки инстинктивно отпрянули, но потом Маша дотронулась до одного из бутонов, и вокруг него высветились незнакомые значки.
– У нас ни в химии, ни в генетике таких значков нет, – сказала Маша. – Здесь Ванька нужен…
– Жму на схему крио-камеры, – не выдержала Юлёна.
Она дотронулась до голограммы крио-камеры. Из стенки камеры выдвинулся тонкий экран площадью с письменный стол. На нём высветилась пёстрая картина схем и рисунков, какие-то разноцветные вертикальные и горизонтальные линии, два типа диагональных линий, треугольнички, неопределимые в человеческих терминах скрипты и ключи, замысловатые кривые линии и густые скопления точек. Но таких привлекательных точек, похожих на кнопки, чтобы пальцем нажать, девочки не обнаружили и в растерянности смолкли.
– А «защиту от дурака» они на свою технику установить догадались? – сказала, наконец, немного согревшаяся Маша. – Уж экран-то не из мервуда…
Юлёна понятливо хмыкнула, оскалилась и криво прищурилась, что означало высшую степень агрессии:
– Жалко кувалдочки нет… Зато имеем отработанный удар в голову…
Она изготовилась, подпрыгнула и с криком ударила ногой в центр экрана. Он треснул и погас.
– А ещё спорят о пользе бойцовских видов спорта, – сразу подобрев, прохрипела Юлёна. – Идём пожинать плоды…
Они вернулись в крио-камеру. Там всё пространство пришло в движение, а свет сменился с красного цвета на светло-зелёный. Явно начался процесс разморозки. Все экспонаты оказались тоже подвижными: они выстроились в четыре цепочки и стали выезжать в открывшиеся четыре проёма в одной из стен. Юлёна отыскала цилиндр с карапубздиком, но, как ни упиралась в пол, оказалась не в состоянии его остановить. Ещё полминуты – и её протеже вместе со шлангами и агрегатами скроется в непроницаемой мервудной стене!
– Их, размороженных, держат, наверное, в других помещениях, – крикнула Юлёна, напрягаясь изо всех сил.
– Ясно, в других. Смотри, он уже мокрый. – Маша показала на голову карапубздика, на которой собирались капли воды. – Быстрая разморозка ему повредит. Может, отпустишь?
– Ни за что! Давай свой стеклорез!
– У меня стеклорез?! Спятила?
– Кристалл! Он капроновую верёвку режет легко. Чиркни по цилиндру, как по дубу в Заветном лесу. Скорей!
Маша выхватила из нагрудного кармана кристалл и с сильным нажимом процарапала по стеклу четыре линии в форме дверцы. Тогда её подруга нажала плечом и нарисованная дверь, хрустнув, выпала вовнутрь.
– Успели! – просияла Юлёна.
– Кристалл после слияния стал прочнее, – сказала Маша сама себя, водворяя камень на место.
Девочки огляделась вокруг, ища, куда бы положить карапубздика. Сосуды с экспонатами, шланги и агрегаты – всё исчезло; стены сомкнулись, зала очистилась полностью, стала сухой и приобрела немного иную форму.
– Двери куда-то все подевались… – цепенея от ужаса, сказала Маша. Она шла и ладонями ощупывала стены. – Ни зацепки, ни шва…
– И люков в полу нет.
– Кажется, стена движется на меня. И комната меньше стала. Может, это свет поменялся – и мерещится?
– Видно, корабль с помещениями-трансформерами. Если помещение не используется как крио-камера, значит, убирается всё крио-оборудование. Вот будет здорово, когда звездолёт станет нашим…
– Мечтать не запретишь… А вдруг у них после крио-камеры – по программе – положено немедленно заводить что-то другое?
– Хорошо бы: откроются двери, люки – и мы выберемся. Дырки всё равно есть: воздух откуда-то идёт же.
Юлёна уселась на пол, прислонившись спиною к стене. Обнажённый карапубздик на её руках походил на спящего большого ребенка.
– Садись, в ногах счастья нет, – сказала Юлёна. – Голова нужна. Мы в мервудной тюрьме.
– Пол холодный ещё, я весь низ себе застужу.
– И карапубзд мой голозадый. – Юлёна приподняла низ карапубздика, с пристрастием осмотрела.
– Мавелы их называли гепестами.
– Аа-а-а, какая разница. Главное, на вид они вылитые карапубздики. У него, смотри, внешних половых признаков вообще нет. Мальчик или девочка – разбери!
– А в мире мавелов по одежде полы гепестов легко отличались. У мальчиков только головы, кажется, крупнее были. Заметь, мы о них как о детях или собаках говорим.
– Точно. А им может оказаться по тысяче земных лет. Да, девочки – розовенькие, почти гладенькие, как из сказки «Три поросёнка», а мальчики – те попушистее, плюшевые. Этот, выходит, мальчик. Только весь его плюш зортеки зачем-то вчистую обрили. Чую, он скоро оттает – я ему последнее тепло отдаю. Хорошо, что твоё масло утром съела… Давай хотя бы воду с него слижем, он весь мокрый.
Юлёна лизнула лысинку капубздика.
– Нормальная вода. Давай, лижи: язык хоть намочишь. И оттает мой гепестик быстрее.
Девочки принялись облизывать тело.
– Правда, кажется, стена движется, я чувствую! – вскрикнула Юлёна. – Или пол поднимается! Ну-ка, иди, сядь под ту стенку.
Маша быстро прошагала к противоположной стенке, опустилась на карачки, положила свой кристалл в самый угол, где сходились стена и пол, и замерла.
– Кажется, шевельнулся! – сказала она уже через пару секунд. – Опять грани блеснули! Откатился! – закричала она. – Стены съезжаются!