Седьмая Луна 10: Псы Церкви
Шрифт:
Всё также улыбаясь, Буассар покачал головой, удивленный. Он впервые в жизни наблюдал настолько дерзкого предателя. На секунду даже показалось, будто бы Флэй совсем не боится умирать.
Нет. Конечно же, нет. Ещё как боится.
Хотел, видать, уйти громко. Не больше, не меньше.
Да только за пределами пыточной камеры никто его не слышал.
Посыл был адресован именно Верховным. Двум особо удачливым старикам, пережившим восстание магов.
– Джакомо делла Колонна – червивый плод сгнившего дерева. Это ваша порода – самая настоящая. И
– Значит, капитана своего завалил ты? – уточнил отец Жермен.
– Нет. Лишь ранил. Он бы помешал. Мне его и ногой трогать противно было. Сдох капитан от заразы. Потом стал одним из них. И если никто из Верховных не заметил, Рауш притащил его голову в Норманнский Дворец. Правда, потом в кашу размазал. Для него жизнь человека ничего не стоит. Смерть – просто забава. Вот, какими моральными уродами вы себя стараетесь окружить по максимуму.
– Любопытно, – отозвался Буассар. Наконец-то всплывали новые подробности касаемо покойничка Джакомо. Стоило поболтать об этом с Карлом позднее.
И с Малатестой, разумеется. Мутант поставил не на ту лошадь. Лишний раз ткнуть альбиноса в её дерьмо для отца Жермена – как за здрасьте.
– Очень. И да, врать не стану. Будь моя воля, всю вашу шайку бы отправил на костёр. Чтоб горели синим пламенем. Для вас нет места на стороне живых, – плевался Флэй словами. – С Вами Равновесный Мир поломан, а лучшие из людей гибнут ни за что, ни про что. Уходят в никуда, а вы остаетесь тут. Это нечестно. А справедливость должна быть восстановлена! Так и будет. Со временем.
Альдред все развивал и развивал свою мысль. Между тем перед глазами его проносились лица тех, кого он успел повстречать за месяц службы в отделе персекуторов.
Они были бы живы, если бы ситуация сложилась фундаментально иначе. Как того и заслуживали. Но бразды правления в лапах стервятников.
– Капитан Колонна – прямое отражение вашей деградации. Вы ненавидите честных братьев по вере. И он плевать хотел на чужую преданность делу. Там, в Янтарной Башне, мы повстречали Марио Валентино…
Туннельные крысы переглянулись, не припоминая такого. Альдред же представил его так, словно это знаменитость инквизиторского Корпуса. Жермен Буассар, услышав имя, лишь хмыкнул: никто есть никто. Хотя на ступени иерархии, занимаемой Флэем, покойник действительно мог что-то из себя представлять. О нем он не слыхал.
– Самый обыкновенный миротворец. Человек – с большой буквы! Служака не шёл на чистой воды самоубийство. И при этом был готов защитить того, кого еще можно было спасти. Да, он нарушил Кодекс. Но поступал рационально. За это Колонна подписал ему смертный приговор. Его зарезали, как собаку, – пояснил ренегат, как видел это.
В обратном переубеждать узника отец Жермен и не подумал бы. Ему стало понятно, что повязали канцеляры самого настоящего смутьяна. Альдред Флэй неоднократно нарушил Кодекс – что хуже, идя вразрез с буквой церковного закона. Оправдать его было нечем. Соответственно, со сдавшего персекутора спрос был никакой.
Привести
Не он первый. Не он последний.
– Я сейчас расплачусь! – передразнил его кто-то из туннельных крыс.
Две другие поддержали жалкую попытку в юмор вымученным смехом. Просто тем самым подрывали моральное состояние Флэя.
Они не понимали: это его посмертное откровение.
– Мне смешно от одной только мысли, что я, видите ли, предал Священную Инквизицию. Кого я предал, Буассар?
Жермен считал, Альдред в первую очередь предал именно себя. Но говорить ничего не стал. Мальчишка и сам должен был это понимать.
Увы, тот лишь бесновался по-прежнему. Его понесло дальше, чем Верховный мог себе вообразить. Изрядно удивленный, калека даже приподнял брови.
– Я предал Инквизицию? Инквизицию, которая стережет монстра, ей же взращенного? Воинство Света с Тьмой, где ненавидят истинных верующих и греют форменных душегубов вроде Рауша? Гнилую кодлу Верховных, коррумпированное начальство, которое не считает жизни людей, а только монеты? Рядом с такой падалью осознанно остались бы только последние шлюхи!
Лизоблюды, стоявшие за спиной начальника, правильно поняли: речь шла о них.
– Церковь, что на вере честного народа зашибает золото и скупает земли, как не в себя? Если Папу – кого из трёх? Они уже договорились, кто настоящий, или пока тишина? Может, священников с припасенными индульгенциями от всех смертных грехов? Противоположности, которые ввергли весь Запад в никчемную религиозную кабалу? Равновесный Мир, который замкнулся сам в себе и сломался?
Монолог замыкал риторический вопрос:
– Кого, Буассар?
Ответа так и не последовало. Альдред Флэй много чего наговорить успел. Местами его мысли даже совпадали с размышлениями, посещавшими голову отца Жермена. Перед ним наивный мальчишка. Но не глупый, нет.
Более того, он опасен – правда, для себя в первую очередь. В силу молодости, окружения из идеалистов у ренегата сложилось неверное впечатление о своей службе, Церкви, Равновесном Мире вообще. Альдреду было бы в пору принять серые оттенки действительности, а не пытаться с ними бороться или отбирать средства обманом.
Так в свое время поступил Жермен Буассар. Дьюла Петефи. Радован Модрич. И были блаженны кроткие, войдя в уже проторенную колею.
Целее был бы Альдред, не идя против шерсти.
Но юнец выбор свой сделал. За него и поплатится.
– Это не я предал Инквизицию. Это Инквизиция предала меня. Вы предали её. Предали меня и таких, как я. А отплатить вероломной скотине той же монетой лично мне не зазорно. Я поступил так, как посчитал нужным. Мне не о чем сожалеть.
И действительно, Альдреду стало легче. Он сказал ровно то, что думает. Своему заклятому врагу, впервые с тех самых пор, как поступил в Священную Инквизицию. Раньше у него бы и духу не хватило. Но сейчас, когда путь назад отрезан, он ощутил предсмертную легкость. Что-то, сравнимое с левитацией.