Седьмая принцесса

Фарджон Элинор

— Забирайте вашу Красулю, мисс Лили, — сказал фермер. — Она вернулась домой.

— Но почему?

— Я перекупил её. Она снова ваша. Ведите в хлев.

Джейн онемела от счастья. И бросилась обнимать Красулю. Но Чердон больше не ревновал к корове, Красуля теперь стала его полноправным заместителем.

Отведя корову в хлев, Джейн стала уговаривать Чердона зайти в дом и познакомиться с её отцом.

— Я уже рассказала батюшке, как вы были добры ко мне поутру, на ярмарке. Но не смогла объяснить, кто вы, ведь я не знаю вашего имени. Зайдите! Батюшка отблагодарит вас лучше моего.

Чердон твердо знал, что лишь сама Джейн может отблагодарить его так, как он рассчитывает. Но в дом он всё же зашёл. Джон Лили глядел на

них, откинувшись на подушки, а Джейн торопливо рассказывала, как добр, как бесконечно добр к ним новый знакомец. Старик пробормотал «спасибо», собрался было сказать ещё что-то, но Чердон оборвал его и вскоре ушёл. Джона Лили он отлично знал. Да и старик, верно, знал фермера и его дурную славу. Джейн проводила Чердона до ворот.

— Не знаю, что и сказать вам, — произнесла она просто. — Надо бы вернуть вам деньги за корову. Но мы продали её как раз из-за денег.

— А мне они и не нужны, — ответил Чердон. Кстати, корову он выторговал задешево — на фунт дешевле, чем продала её Джейн.

— Тогда, быть может, вы хотите забрать её к себе на ферму?

— Поживём — увидим, — сказал Роберт Чердон.

— Забирайте, как захотите, — ответила Джейн. — И большое вам спасибо за доброту вашу.

Спустя три месяца, когда Джон Лили умер, Чердон и в самом деле забрал Красулю к себе на ферму. Деревенские высыпали на улицу и изумлённо глазели на Джейн — счастливую невесту Роберта Чердона. Жених вёз её в церковь, и девушка прямо сияла от счастья! Удивительно! Бывают же чудеса на белом свете! Не впервой бедным девушкам выходить за богачей, да только радости в том мало — не сияют они, не румянятся, точно розы в июне!

А Джейн сияла от счастья целый год — весь недолгий год, что была женой Роберта Чердона.

Для чужих людей муж по-прежнему был жесток и неумолим, зато дома всё старался угодить жене, чтоб расцвела она улыбкой, чтоб сказала:

— Как ты добр!

Он вскоре обнаружил, что её радость — а его прихоть! — обходится ему совсем дёшево, задаром. Ведь жена радовалась любой мелочи, и дорогое слово легко слетало с её губ, когда муж приносил найденную в траве землянику. Порой он всё же выкладывал на ярмарке денежки за цветастый платок и пакетик сладостей. Чердон радовал жену чем мог, носил ей подарки — она, бедняжка, и не подозревала, каков он на самом деле. А на исходе года Джейн родила ему дочку да и умерла в родах. Свою короткую замужнюю жизнь она знала мужа лишь добрым и иначе никогда не называла.

Роберт Чердон нарёк дочку Джейн — в честь матери, но кликал её непременно Маленькая Джейн. Он так напирал на слово «маленькая», точно большая Джейн была жива, и ему надо было их как-то различать. Так, верно, ему мечталось…

— Как спалось Маленькой Джейн? — спрашивал он поутру у няньки.

— А где Маленькая Джейн? — спрашивал он садовника, когда дочка гуляла.

И через несколько лет люди тоже стали называть девочку Маленькая Джейн. Слова слились в одно длинное слово.

Недоброжелатели предвидели, что фермер невзлюбит ребенка за смерть матери. Но девочка с первых дней заняла место покойницы в его сердце, и ему снова захотелось делать добро. Впрочем, сам он понял это, лишь когда малышка заговорила. Вначале же он просто просиживал часами возле её колыбели или привязывал дочь себе на спину — как носят младенцев женщины-индианки — и обходил с нею свои угодья. Отец был немногословен, но, глядя на дочку, ощущая в руках её хрупкое тельце, он вспоминал снова и снова: «Ты и твои детки…» Как много, оказывается, кроется за простыми словами!

— Па-па! — произнесла однажды девочка. Это было её первое слово. А после ещё слова, много-много слов пробились, словно молодые побеги из земли, согретой весенним солнышком. Первые слова ребёнка — настоящее чудо, но прежде фермеру Чердону не приходилось об этом задумываться. Теперь же дочкин лепет радовал его, как первые колоски на поле. Чуткое ухо отца ловило всё новые и новые

слова, они удивительным образом складывались в знакомые сочетания, но теперь в них пела иная музыка, теперь они светились иным светом. Однажды в июне, незадолго до дочкиного двухлетия, Чердон нашёл на лугу первую землянику и принёс Маленькой Джейн — совсем как её матери когда-то. Девочка схватила свёрнутый листок, в котором катались красные шарики, и восторженно сказала:

— Папа добрый!

Где услышала это слово девочка? Откуда взяла?.. Отцовское сердце защемило. Откуда, как не от матери, досталось дочке чудесное слово?..

Оно ласкало отцовский слух, Чердон хотел бы слышать его днём и ночью. Он даже пускался на уловки, лишь бы выманить его у дочки. Таскал ей игрушки с ярмарки, водил с собой по полям, показывал птичьи гнёзда, муравейники и прочие разности, которые так любы детскому сердцу. Он стал замечать то, на что прежде не обращал внимания, что принимал как должное. Теперь всё было иначе — вдруг да вымолвит дочка заветное словечко, вдруг похвалит отца за находку? Если же Джейн забывала, подолгу не произносила слово «добрый», фермеру казалось, будто рушится мир и ничто вокруг он уже не вправе принимать как должное. О значении самого слова он не задумывался. Он не знал, добр ли он на самом деле. Да его это и не заботило особенно. Он хотел лишь, чтобы Маленькая Джейн неустанно повторяла «Добрый папа».

Как-то раз фермер услыхал у ворот плач ребёнка. Решив, что плачет Маленькая Джейн, он побежал успокоить дочку, осушить её слёзы во что бы то ни стало! Она в самом деле оказалась у ворот, но не плакала, а утешала другую девчурку, годом старше, которая заливалась горькими слезами. Маленькая Джейн подбежала к отцу и объяснила, что подружка потеряла пенни. А потом просеменила обратно и радостно заявила:

— Мой папа добрый, он даст тебе пенни!

И уверенно оглянулась на отца. И фермер Роберт Чердон, сам себе удивляясь, тут же извлёк из кармана монетку и отдал заплаканному ребёнку. Так дал трещину главнейший из его жизненных устоев. Ведь прежде он считал, что деньги зарабатывают вовсе не для того, чтобы раздавать их направо и налево. Фермеру стало не по себе, точно из рук уплыла не одна монетка, а целое состояние. Кто знает, может, в тот час и отвернулась от него удача? Однако Маленькая Джейн глядела на него с благодарным обожанием, а вторая девочка, мгновенно осушив слёзы, припустилась по улице, зажав в кулаке своё богатство.

— Чья это девочка? — спросил фермер.

— Это Молли!

— Чья же дочка твоя Молли?

— Она просто Молли, так её зовут, — объяснила Маленькая Джейн.

Так Робеет Чердон и не добился ответа. Но в тот вечер в пятидесяти двух домишках, что составляли деревеньку Подкостье, только и разговоров было, что о скаредном фермере, который впервые в жизни отдал монету даром, не получив ничего взамен. И кому бы, вы думали? Молли! Дочке того самого Билла Стоу!

Через несколько дней новый слух заметался от порога к порогу. Нищего бродягу занесло на ферму к Чердону, и хозяин дал ему хлеба и свои старые башмаки! Слухи множились. Вроде не только хлеба, но и мяса! Не только башмаки, но и шляпу! Врёшь! На что спорим? Точно говорю! Да ещё бутылку пива в придачу! Не может быть! И старое пальто! Ого! Видел бродягу Сэл Винтер. Бродяга рассказал ему, что у заднего крыльца повстречал он хозяйскую дочку, а она отвела его прямиком к хозяину и говорит:

— Папа, он голоден!

Так вот прямо и сказала. А фермер дал ему кучу еды и одел с головы до ног. Что это нашло на Роберта Чердона? Того и гляди, пожертвует деньги на школьный праздник! И верно, не меньше шиллинга.

Так оно и случилось. На угощение ребятишек он отвалил целых два шиллинга. И Маленькая Джейн Чердон тоже отправилась на праздник, хотя была ещё мала и в школу не ходила. После праздника Роберт Чердон нетерпеливо поджидал дочку и, выловив её из весело гомонящей толпы, понёс домой на руках.