Седьмое небо
Шрифт:
Она делала его по рецепту, взятому с банки с готовым томатным соусом, следовало замариновать мелко нарубленное мясо в смеси из томатного соуса, чесночной соли и консервированных шампиньонов. Пес Эйса не сводил со стола глаз.
— Только попробуй что-нибудь стянуть, — предупредила его Нора, — Ты меня не проведешь.
Пес попятился и виновато уставился в пол, однако продолжал то и дело украдкой поглядывать на мясо.
Мистер Поппер оказался заперт в углу у тостера, он выгнул спину, готовый в любой миг зафыркать. Стоило псу хотя бы взглянуть в сторону тостера, как шерсть
— Ты слишком большой для этого дома, — сказала Нора псу.
Руди уставился в пол и вывалил язык. Наконец из душа показался Эйс с полотенцем на шее, рубаху и сапоги он нес в руках.
— Твой пес положил глаз на мой ужин, — пожаловалась Нора, услышав его шаги.
Она стояла у раковины и мыла руки. Когда она обернулась, Эйс, склонившись над Руди, трепал его загривок. У Норы защемило сердце. Расстаться с ним будет сложнее, чем она думала.
— Тебе что-нибудь приготовить?
Эйс вскинул на нее глаза, за пределами постели он совершенно терялся в ее присутствии.
— Бутерброд с арахисовым маслом и джемом? — предложила Нора.
— Господи, — вздохнул Эйс.
— Что?
— Мне не восемь лет.
— Я в курсе, — сообщила Нора. Она приблизилась к нему вплотную и положила ладони ему на грудь.
— Я тут подумал, — начал Эйс.
— С ума сойти! — поддела его Нора.
— Рано или поздно нас застукают. Билли же не дурак. Он все поймет.
Он отстранился и надел рубаху, потом натянул сапоги. Нора вскинула голову и сглотнула.
— Можно покончить с этим прямо сейчас, если хочешь, — предложила она, чтобы посмотреть, как он отреагирует.
— При чем тут я? Это ты боишься, что нас застукают, а я просто говорю, что это неизбежно.
«Оставь дверь открытой сегодня ночью, и будь что будет», — явственно читалось в его словах. Нора подошла к нему и обняла.
— Ты говоришь как старик, — прошептала она.
Джинсы сидели на нем в обтяжку, но ей удалось просунуть ладонь за пояс, не расстегивая молнию.
— Никакой я не старик, — возразил Эйс.
— Определенно, — кивнула Нора. — Без сомнения.
Эйс свистом подозвал к себе пса, выскользнул из дома через боковую дверь и торопливо скрылся на заднем дворе. Он отлично умел уходить незамеченным и через забор перебрался с такой легкостью, что спустя миг о том, что он был по эту сторону, напоминали только следы на земле. Пес перемахнул изгородь одним прыжком, не заботясь и даже не глядя, куда приземлится, главное, что хозяин рядом.
Провожая их взглядом, Нора подумала, что никогда в жизни не смогла бы так — в своих туфлях на высоких каблуках, обремененная бутылочками, сковородками, пластинками Элвиса и двадцатью тремя оттенками лака для ногтей. И потом, она сама выбрала: стоять у кухонного окна и смотреть, как они исчезают за облетевшими кустами сирени и азалии. Но это отнюдь не означало, что она не видит, как небо окрасилось в сливовый цвет, как заледеневшая кора сирени уже начала понемногу голубеть или как мальчишка, который всего несколько секунд назад был у нее на заднем дворе, бросился бежать со всех ног.
Билли больше
Он почти научился становиться невидимкой на время уроков. Он перечитал все, что ему удалось раздобыть о Гудини, и спустя несколько недель тренировок мог вытащить ноги из кед, не развязывая шнурков, снять рубашку, не расстегивая пуговиц, и целиком втиснуться в пространство размером не больше кофейника. На уроках физкультуры он прятался за баскетбольными мячами, ухитряясь забиться в такие узкие щели, что ему приходилось обхватывать себя руками, точно завязками смирительной рубашки, и когда он наконец выбирался наружу, затекшие руки и ноги отказывались подчиняться, словно утыканные тысячами крохотных иголочек. Он уже научился задерживать дыхание под водой на целых две минуты и теперь работал над укреплением мышц пресса. По утрам он вскакивал пораньше и проделывал сотню приседаний, и еще сотню делал перед сном.
— Давай, — шептал он Джеймсу, когда они оставались вдвоем. — Ударь меня.
Но малыш только задирал Билли рубашку на животе и щекотал его, так что Билли приходилось наносить себе удары самому, не забыв предварительно напрячь мышцы живота.
— Бо-бо! — жалобно произносил Джеймс, глядя, как Билли занимается самоизбиением.
У него просто не оставалось иного выхода, кроме как вырабатывать нечувствительность. Большинство одноклассников игнорировали его, но небольшая группка, возглавляемая Стиви Хеннесси, до сих пор не давала ему проходу. Он улавливал их мысли за миг до того, как они нападали на него сзади. Они дергали его за рубаху, пока она не рвалась по швам, они плевали ему на голову и на плечи. С каждым разом мучители Билли становились все изобретательней: то запихивали его блокнот в мусорное ведро, то рвали домашнюю работу, то черными чернилами выводили «Врежь мне» на спине белой рубахи, то лили молоко за шиворот, так что ему весь день приходилось сидеть в луже теплого молока, а учительница, проходя мимо парты, всякий раз морщилась от запаха.
Они знали, что мать забирает его из школы, и после звонка с последнего урока старались держаться подальше. Вот почему пятнадцатого января Билли куда меньше расстроился, получив табель с отметками «неудовлетворительно» по всем предметам, за исключением чистописания, чем когда узнал, что с занятий их отпустят в полдень. Все утро в горле у него стоял ком. Когда он подошел к шкафчику за курткой и резиновыми сапогами, его оглушили их мысли о том, что они собирались с ним сделать. Он засунул табель за пояс вельветовых брюк и нарочито медленно принялся натягивать перчатки и наматывать шарф, пытаясь протянуть время в отчаянной надежде, что про него забудут.