Седьмой сын
Шрифт:
В будущем ей не раз и не два придется заглянуть внутрь шкатулки. Следуя неслышному зову, Пэгги будет бросать друзей и подруг, приходить сюда, просыпаться посреди ночи, жертвуя сладкими сновидениями. А все потому, что у малыша, которого укачивает сейчас мама, вообще нет будущего – везде и всюду его подстерегает темная вода. Только Пэгги может помочь ему, как уже помогла один раз, когда он был еще в утробе. Для этого-то она и забрала сорочку ребенка.
На какой-то миг она вдруг рассердилась: с чего это ей менять всю жизнь ради какого-то младенца? Это намного хуже, чем приезд кузнеца, чем папин прут, который столь немилосердно
Пэгги протянула руку и открыла шкатулку, собираясь было вытащить сорочку и зашвырнуть ее в самый дальний и темный угол чердака. Но даже в темноте она разглядела место, которое никогда не сравнится с ночной тьмой, – оно было куда чернее и располагалось неподалеку от огонька ее сердца, там, куда проникла пустота глубокой черной реки, вознамерившейся сделать из маленькой девочки убийцу.
«Только не я, – обратилась Пэгги к воде. – Я тебе не принадлежу».
«Принадлежишь, – прошуршала вода. – Я бегу по твоим жилам, без меня ты высохнешь и умрешь».
«Я все равно не позволю тебе хозяйничать надо мной», – возразила Пэгги.
Хлопнув крышкой шкатулки, она съехала вниз по лестнице. Папа неоднократно предупреждал, что когда-нибудь малышка Пэгги насажает себе полную попу заноз. И на этот раз он оказался прав. Что-то очень острое впилось в ногу Пэгги, да так глубоко, что девочка еле доковыляла до кухни, где пребывал деда. Конечно, он сразу бросил жарку-парку, чтобы вытащить болючие занозы.
– Мое зрение уже не столь востро, Мэгги, – спустя некоторое время пожаловался он.
– У тебя глаз орла. Папа так говорит.
– Это он сейчас так говорит, – хмыкнул деда.
– А что будет на ужин?
– О, ты будешь в восторге, Мэгги.
Малышка Пэгги сморщила носик:
– Вроде, курица готовится.
– Именно.
– Терпеть не могу куриный бульон.
– Сегодня будет не просто бульон. Будет еще жареная курочка, вся целиком, не считая шейки и крылышек.
– Ненавижу жареную курицу.
– Вот скажи, твой деда хоть раз соврал тебе?
– Нет.
– Тогда поверь мне. Раз я говорю, что этому куриному обеду ты обрадуешься, значит, так оно и будет. Неужели ты даже представить себе не можешь, какую курицу ты с удовольствием бы слопала?
Малышка Пэгги принялась размышлять. Она размышляла, размышляла – и вдруг улыбнулась:
– Злюка Мэри?
Деда подмигнул:
– Я всегда твердил, что эта курица Богом предназначена для подливки.
Малышка Пэгги так крепко обняла его, что он поперхнулся. А потом они оба расхохотались во все горло.
Позднее вечером, уже после того как Пэгги легла спать, тело Вигора наконец привезли в дом, и папа с Миротворцем принялись мастерить гроб для погибшего юноши. На Элвине Миллере лица не было – когда Элеанора показала ему малыша, он в его сторону и не посмотрел. Вернуться к жизни его заставили ее слова:
– Та девочка, светлячок, говорит, что этот ребенок – седьмой сын седьмого сына.
Элвин изумленно огляделся по сторонам, как бы ища человека, который подтвердил бы это.
– Ты можешь верить ей, – кивнула мама.
Слезы навернулись на глаза Элвина.
– Парень выдержал, – проговорил он. – Там, в воде, он держался, держался изо всех сил.
– Он знал,
Только после этого Элвин протянул руки к малышу, обнял, прижал и заглянул в его глаза.
– Ему еще не дали имени?
– Конечно, нет, – ответила Элеанора. – Мама всегда сама давала имена сыновьям, но ты твердил, что седьмой сын будет зваться…
– Так же, как я. Элвином. Седьмой сын седьмого сына, носящий имя отца. Элвин-младший. – Он посмотрел вокруг, затем повернулся лицом по направлению к реке, скрывающейся где-то в темном лесу. – Слышишь это, ты, Хатрак? Его зовут Элвин, и тебе не удалось извести его со свету.
Вскоре в комнату внесли гроб, куда уложили тело Вигора. По краям, чествуя огонь жизни, покинувший юношу, расставили зажженные свечи. Элвин поднял над гробом младшего сына.
– Посмотри на своего брата, – прошептал он новорожденному.
– Пап, он же только что родился, не видит еще ничего, – удивился Дэвид.
– Ты не прав, Дэвид, – покачал головой Элвин. – Он не понимает увиденного, но глаза его видят. Когда он станет постарше и услышит историю своего рождения, я расскажу ему, что он видел Вигора, брата, который пожертвовал жизнью ради его спасения.
Прошло недели две, прежде чем Вера оправилась, чтобы вновь тронуться в путь-дорогу. Элвин и сыновья полностью отработали свое проживание в доме семьи Гестеров. Они расчистили добрый кусок земли, нарубили дров на зиму, запасли угля для кузнеца Миротворца и расширили дорогу. Кроме того, они свалили четыре огромных дерева и сделали крепкий, надежный мост через Хатрак, возведя над ним крышу: теперь в самую лютую грозу люди могли перейти через реку и ни одна капля не упала бы на них.
Могила Вигора стала третьей на местном кладбище, где уже покоились две умершие сестренки малышки Пэгги. В утро отъезда вся семья собралась там, чтобы в последний раз попрощаться и помолиться над братом и сыном. После этого они забрались в повозку и направились на запад.
– Но с вами навсегда останется частичка наших душ, – сказала Вера, и Элвин кивнул в знак согласия.
Малышка Пэгги быстренько проводила их и метнулась на чердак, открыла шкатулку, взяла в руки сорочку маленького Элвина. Никакая опасность ему не грозила – по крайней мере сейчас. Пока что он в безопасности. Она убрала сорочку и закрыла крышку. «Надеюсь, из тебя вырастет хороший человек, крошка Элвин, иначе все наши хлопоты будут впустую».
6. Балка
В воздухе разносился мелодичный звон топоров, сильные голоса сливались в дружной песне, и над лугами у Поселения Вигора все выше поднималась новая церковь, где преподобный Филадельфия Троуэр вскоре начнет первую проповедь. Работа спорилась, преподобный Троуэр даже не надеялся, что церковь будет построена так быстро. Еще день-два назад была возведена всего одна стена молельни – как раз тогда-то и объявился этот пьяница, одноглазый краснокожий, пожелавший принять истинную веру. Если уж один вид будущей церкви вселял в языческие души желание присоединиться к цивилизации и христианству, что же будет, когда здание наконец вознесется над этими дикими лесами? И если такой презренный туземец, как Лолла-Воссики, присоединился к вере Христовой, то каких еще чудес обращения следует ждать в будущем?