Седьмой урок
Шрифт:
В школе все шло своим чередом: занятия, контрольные работы, экскурсии на завод, которые должны были восполнить отсутствие мастерских и налаженной связи с производством. Мы топтались в цехах, тянулись гуськом по тесным цеховым дорожкам, а сопровождающий кричал нам, стараясь перекрыть шум станков:
— Строгальный. Строгальный! А это — токарный!
Когда после одной из таких экскурсий Раю Чаривну спросили, что представляет собой токарный станок, она, не задумываясь, ответила:
— Это, который крутится.
Другие
Лешка Жилов пришел в школу, но опоздал на целый урок.
Настроение у него было неважное, из-за каждого пустяка нервничал, резко обрывал ребят или отмалчивался. Перед самым началом следующего урока поднял руку, сказал учителю, что задания не приготовил и просил не вызывать.
— Садитесь, Жилов, — стараясь быть спокойным, ответил педагог, — но помните: на выпускном экзамене вы руку не поднимете! Не поможет!
После уроков я остановил Жилова:
— Знаешь, Лешка, что мы с Лялей придумали, — я оглянулся на Лялю, надеясь на поддержку, хотя ни о чем с ней не уславливался, — пойдем сегодня в кино. Говорят, хорошая картина…
— Здорово, молодец, — хлопнул меня по плечу Жилов, — вчера бал-маскарад, сегодня кино, завтра экзамены — прекрасный календарный план для выпускников.
Ляля поспешила мне на выручку:
— Неужели ты откажешься, Леня? Вместе с нами?
— Вместе, так вместе, — согласился Леонид и мы, не откладывая, отправились выполнять календарный план.
Еще издали, еще не различая надписей, увидел я знакомую афишу, изображенного на ней солдата, закрывающего собой амбразуру вражеского дота…
— Старая картина! — воскликнул я.
Лешка опередил нас, подошел к афише, как всегда, обстоятельно перечитал все сверху донизу, имена режиссера и оператора, артистов и участвующих в эпизодах.
— А ты видел этот фильм? — спросил меня Жилов.
— Нет, не видел, — не моргнув, ответил я, хотя три раза кряду смотрел картину.
— А ты, Ляля?
— Нет, не видела, — потупилась Ляля.
— Ну и я не видел, — ухмыльнулся Леонид, — значит, для нас — новая, — и направился к кассе.
Уже с билетами в руках подошел к нам:
— Сколько раз смотрю «Чапаева», всегда найду новое, — проговорил он тихо, ласково поглядывая на Лялю. — Наверно, и вы так…
Потом, возвращаясь домой, мы много говорили о фильме.
А Лешка вдруг ни с того ни с сего сказал:
— Ляля, ты права — стихи хорошие.
Не знаю, о каких стихах шла речь. Леонид между тем продолжал:
—
Уже попрощавшись, Леонид вдруг остановил меня:
— Погоди, Андрюша. Два слова… Извини нас, Ляля…
— Ну что ты, пожалуйста, — понимающе кивнула Ляля, но я заметил, что она обиделась и отошла неуверенно и неохотно.
— Послушай, Андрей, — глухо, едва сдерживая волнение, проговорил Лешка, когда мы остались одни. — Жилов хочет уехать, удрать… (Леонид сказал «подорвать»), хочет удрать, подлец. И маму уговаривает уехать. Понимаешь, — меня испугался. Меня, — подумай, Андрей, — мальчишки испугался!
— Ну, едва ли испугался, Лешка. Наверно, у него свои планы.
— Не знаю. Может быть. Все равно. Подлая у него линия. Не успокоится, пока маму не погубит… — Лешка резко повернулся и вскочил в подошедший автобус: — Ну, прощай, Андрюшка!
Пришел май. Ясные деньки чередовались с непогодой, дождь сменялся снегом, весна не походила на весну. Деревья исподволь, настороженно расправляли ветви. Воробьи вели себя нахально, заселяя и захламляя чужие гнезда, полагая, должно быть, что перелетные птицы не вернутся… Не выпуская учебников из рук, мы думали о весне. Все считали себя влюбленными. Носились с цветами и экзаменационными билетами. Рассказывали, что в городе уже шумел школьный базар у подножия памятника великому поэту.
Наконец, под звонкий салют, пришел май месяц. В этот первый, по-настоящему весенний день, Лешка не явился в школу, и наша шеренга шла без своего правофлангового. На другой день я отправился в поселок, разыскал Лешкиных стариков. Седой человек с голубыми глазами открыл мне дверь и сказал, что Лешка еще вчера уехал в город, — расхворалась мама и он поспешил ее навестить.
— Мы сами собрались… — начал было старик и замялся. — Я понял его: не хотели встречаться с Жиловым.
Я постоял немного для вежливости, в комнату зайти отказался, спросил о Лешкиных делах, передал привет и повернул восвояси.
После майских праздников Леонид в школу не явился. На этот раз Вера Павловна не стала расспрашивать меня о Жилове. Потом я узнал, что она сама была у них на квартире. Встретил ее Егорий Григорьевич, принял очень радушно, жаловался, что они с мальчиком — то есть с Лешкой — только и знают бегать по докторам, совсем сбились с ног, что они с мальчиком страшно удручены болезнью матери, что им с мальчиком было очень тяжело, но теперь благодаря новейшим успехам нашей передовой медицины… и так далее. О Лешке отозвался он с величайшей похвалой, называл его исключительной натурой, единственной их надеждой и утешением. Утирал украдкой слезы на чисто выбритой щеке.