Седой Кавказ
Шрифт:
Выясняется, что верхняя часть села Ники-Хита, где сейчас на-ходится надел Самбиевых с буком и построен сокодавочный цех До-куевых, когда-то до революции принадлежала предкам Докуевых. То место так и называлось Доки-аре*, с приходом большевиков, когда богатые Докуевы были раскулачены, изничтожены, ущемлены, голо-дранцы Самбиевы прихватили себе этот надел. Однако Бог справед-лив, и есть еще живые свидетели, которые этот факт могут подтвер-дить. И вот в доме Домбы-Хаджи на высоких китайских подушках сидят два полувменяемых старца из соседних с Ники-Хита сел и под-тверждают данную версию, восстанавливают справедливость и гото-вы
От Самбиевых клятву давать некому (женщины не в счет), и все принимается на веру. К тому же Шахидовым все равно, кому будет принадлежать бук и надел – Докуевым или Самбиевым, – лишь бы их родственник вышел из тюрьмы.
В принципе самому Домбе эта затея не по душе, к тому же Ал-пату чуть ли не прилюдно смеется: откуда у пришлых Докуевых свои земли взялись, если они жили в землянке как пастухи тех же Самбие-вых и ее родителей? Муж и взрослые сыновья ею недовольны, гро-зятся вытурить выжившую из ума мать из дому.
Впрочем и сам Домба прекрасно понимает, что все это фарс, и ему старику, лишняя головная боль, очередная афера. Однако Домба нынче в семье не на первых ролях и даже не на вторых. Повзрослев-шие сыновья заняли высокие посты и имеют силу, власть, деньги, те-перь они диктуют политику семьи, и почему-то Албаст просто грезит тем наделом, все готов отдать за обладание этой землей, как будто кругом земли мало. Конечно, место по красоте уникальное, знамени-тое, весомое, но не до такой же степени надо к нему стремиться, что приходится швырять тысячи каким-то полуслепым старикам и вытас-кивать из тюрьмы врагов.
Ведь выйдут на свободу Шахидов и Самбиев, а они самые голо-вастые в семьях, разве они угомонятся? Нет, наоборот, днем и ночью будут думать, как расквитаться с Докуевыми. А так посидели бы лет по семь-десять в тюрьме, больными и старыми вышли бы, и с ними сговориться легче было бы. Ну нет, старика Домбу ныне никто не слушает. Да и Анасби, по мнению того же Домбы, где-то прав: де-шевле было бы прямо в тюрьме обоих или хотя бы одного Самбиева «порешить», и «дело в шляпе», и вражде конец.
«Правда, и это только полумера», – думает старый Домба. Он прекрасно знает эту самбиевскую породу: чего стоят покойный Ден-сухар и ныне пропавший Лорса? У Самбиевых уже три внука растут, у Докуевых – только один мальчик – Албаста. Да этот идиот Анасби все никак не женится, до сих пор все гулял, а теперь вот вновь о Пол-ле страдает, все мать, сестер и других родственников к ней засылает. Что на него нашло, что на ней он заклинился? К тому же даже до Домбы дошел слух, что и Арзо Самбиев вокруг Поллы увивается. И что эти Самбиевы за народ, всюду под ногами путаются, проходу от них нет. Раз попал за решетку, надо бы его сгноить там. Так нет, Ал-баст пошел на попятную, утверждает, что эта «старая ведьма» Рос-сошанская об Арзо хлопочет, и какой-то еврей-адвокат – важная пти-ца – за защиту Самбиева ретиво взялся. Даже карманный судья крив-ляется, говорит, что доказательная база отсутствует, нет состава пре-ступления, и он вынужден будет под давлением неких сил выпустить Шахидова и Самбиева прямо из зала суда.
Теперь Албаст хлопочет, чтобы суд ежемесячно откладывали, а он за это время раздувает страсти, нагоняет страх на родственников подследственных.
Тут неожиданно Арзо в тюрьме заартачился, посылает письма домой, что готов пятнадцать лет сидеть, а надела с буком не уступит. Было время – он за должность управляющего отделением все готов был отдать, а ныне в тюрьме закалился, упрямым стал.
И тогда Докуевы переправили стрелки
Страдает Кемса, не знает она как ей быть? Кругом кредиторы на нее косятся, частенько Букаевы людей присылают – свои две ты-сячи требуют, а у нее в доме не только двух тысяч, даже двух рублей нет. Внуки голодают, зима пришла, а им одеть, обуть нечего. И уже давно две буйволицы на базар ушли, и кур продали, одна первогодка-буйволица осталась, ее Кемса продать не может, это как старый бук – символ рода. И тут Тавдиев принес сообщение из тюрьмы – Арзо воспалением легких заболел, и не дай Бог, туберкулез подхватит – этот вирус вольготно гуляет по зарешеченным помещениям. Вот тут-то Кемса и сдалась, со слезами на глазах дала добро на сделку.
Разнаряженный Мараби, выросший с ее сыновьями, на собст-венной красивой «Волге» с важностью возил Кемсу по нотариальным конторам, еще каким-то учреждениям. Она, безграмотная, что-то подписывала, со всем соглашалась, и наконец, в присутствии сель-ского муллы, старосты и еще свидетелей сделка состоялась – велича-вый бук и весь надел вместе со старым домом перешли в личную собственность Албаста Докуева.
После этого Кемсу свалил недуг, затряслась она в лихорадке. Как раз из города на выходные приехала Полла Байтемирова. Два дня молодой врач не отходила от больной, потом, оценив сложность си-туации, отвезла она Кемсу в город, положила в свое отделение под неусыпный врачебный контроль.
И вдруг, когда все уже свершилось, с приходом Нового 1989 года неожиданно для всех прямо с вокзала утром на такси с много-численными подарками объявился живой, здоровый, загорелый Лор-са.
От домашних новостей младший Самбиев в шоке. Сжав кулаки, он сразу же побежал на родовой надел. А там, несмотря на мороз, строители производят новую разбивку территории, строят из боль-ших металлических листов высоченный забор, да так, что прихваты-вают часть общественных земель и вклиниваются прямо в русло ре-ки, огораживая живописные прибрежные места и сам поток.
Строители не местные, Лорсу не знают. Самый здоровый из них грубо обматерил новоявленного хозяина, в ответ получил незаметный нокаутирующий удар. Остальные строители образумились, подхва-тили с земли своего бригадира, в ужасе убежали в сторону сокода-вочного цеха.
Айсханов Шалах, ныне председатель колхоза и управляющий делами Докуевых в Ники-Хита, даже поговорить с Лорсой пойти не посмел, он только лихорадочно стал обзванивать всех Докуевых в Грозном.
Первым на зов помощи откликнулся Анасби. В милицейской форме с двумя сопровождающими работниками он прибыл к обеду в Ники-Хита.
Под оголенной кряжистой кроной старого бука-великана между младшими представителями семьи Докуева и Самбиева состоялся нелицеприятный, жесткий диалог, который наверняка окончился бы кровопролитием. (По крайней мере, Анасби полез в кобуру за та-бельным оружием.) Однако односельчане, знающие суть дела, разве-ли противников, попросили Докуева уехать, пока Лорса не остынет, не свыкнется с потерей, и с ним не поговорят старейшины села. Стоя у машины, Анасби угрожал оружием, кричал, что разберется с Лор-сой, засадит его навечно в тюрьму, и там сгноит.