Седой Кавказ
Шрифт:
К трем часам следующего дня Полла освободилась от основной работы и направлялась на улицу Розы Люксембург. Пожилая женщи-на, хозяйка роскошной, по мнению Байтемировой, квартиры больше капризничала, нежели болела. Тем не менее, Полла со всей серьезно-стью отнеслась к пациентке, выполнила весь комплекс процедур, и дополнительно, по прихоти больной, даже общий массаж. Тем не ме-нее, как обычно поступают богатые люди, Полле хозяйка, с важным высокомерием и снисходительно-любезной улыбкой сунула в карман поношенного пальто купюру. Полла заметила, как особа брезгливо вытирает
– Спасибо, – со сдержанным гневом сухо выговорила Полла и, достав из кармана деньги – помятые три рубля, презрительно их ог-лядев, кинула небрежно на трельяж, – я деньги не беру, просто по просьбе Султанова, пришла вас проведать.
– Хм, – сконфузилась хозяйка. – Может, это мало?
– Нет, – сказала Байтемирова. – У нас бесплатное медицинское обслуживание.
– Так ты завтра придешь? – уже выглядывала в подъезд особа.
– Я думаю, нет надобности, – спускаясь по лестнице, не обора-чиваясь, произнесла врач.
– А если что со мной случится? – забеспокоилась дама и, све-шиваясь над перилами, искала взгляда уходящей.
– Звоните в «скорую», – заторопилась Полла.
Погода отвратительная, как и настроение Поллы. Стремительно угасают февральские сумерки. На улице промозглая сырость, ветре-но, колюче, наискось, прямо в лицо моросит то ли снег, то ли дождь. Ноги скользят по обильной грязевой жиже. Улица Розы Люксембург упирается в центральный рынок; здесь же автовокзал, трамвайная и автобусная развязка. Сигналят автомашины, всюду толпами снуют съежившиеся, угрюмые горожане.
Полла мучается, прикидывает, идти ей или не идти к новой па-циентке? Были бы в кармане деньги, точно бы не пошла. Однако до зарплаты еще неделя, а ей на дорогу в Ники-Хита надо подзарабо-тать, и с пустыми руками домой возвращаться не хочется.
С другой стороны, что-то неспокойно у нее на душе, кошки скребут, отчего-то она волнуется. Медсестра Карина гарантирует ей до двадцати рублей за посещение больной старушки и говорит, что она лично рекомендовала именно Поллу, как самого внимательного врача. И тем не менее, что-то слишком навязчиво Карина предлагает ей эту щедрую милость. Да к тому же у Карины не совсем достойная репутация, и Полла помнит, как медсестра ревниво гладила ее руку и, не скрывая зависти, говорила:
– Мне бы такую кожу и фигуру, – в Голливуде была бы.
А потом она пригласила Поллу на чай и как бы между прочим сказала:
– Что ты здесь мучаешься? То, что ты на работе за месяц зара-батываешь, можно за час заиметь, получая удовольствие.
– Это как? – удивилась Полла, любопытство застыло на ее гладком румяном лице.
– Разве ты не понимаешь? – Карина встала, с любовью погла-дила ее щеку. Полла ощутила слизкую влажность ее ладони, учуяла вонь никотина.- Ну ты ведь женщина, жеро, и к тому же бог тебя, дурочку, не обделил. Так что ты понапрасну пропадаешь, мучаешь-ся…
– Перестань, – презрительно отстранилась от ее ласк Полла, то-ропливо встала. – Больше не смей даже заикаться об этом при мне.
После этого они не общались, только любезно кивали при встрече, будто бы ничего не случилось. Полла Карину
И вот Карина предлагает ей выгодную клиентку. Полла утром созвонилась с бабулькой – и новые сомнения: уж больно говорлива больная, и толком не может назвать ни своего лечащего врача, ни точный диагноз, ни даже время перенесенной операции.
Все-таки соблазн велик, и, как последний аргумент на весах со-мнения, она вновь звонит бабульке из телефона-автомата.
– Да-да, непременно приходите, – вежливо отвечает больная, ведь мы на семнадцать договорились, и я отложила все свои дела. Адрес помните? Наша улица перпендикулярна Рабочей. Жду.
Дойдя до места, Полла еще сильнее забеспокоилась. Хоть это и центр, но улица глухая, тупиковая, привокзальная, в частном секторе. Совсем темно, от света редких неоновых фонарей кажется, что давно наступила ночь. Вытянувшись на цыпочках, Полла глянула за дере-вянный, давно не крашенный, местами прогнивший забор. Двор за-брошен, неухожен; дом неказистый, необжитой, хоть и горит свет во всех окнах. Вряд ли жительница этого дома способна платить по два-дцать рублей за прием? От глубоких раздумий Полла даже палец ма-шинально сунула в рот, и уже развернулась, желая уйти, как со скри-пом отворилась калитка.
– Вы – Полла? – в темноте лица не видно, но по движению, жестам, женщина – не бабуля, и не очень больна, – проходите, про-ходи, – мило приглашает она, и Полле ничего не остается, как пови-новаться.
У крыльца дома, в свете лампы, Полла видит, что больная не по-домашнему одета: то ли только пришла, то ли готовится уйти.
– Проходите, проходите, – подталкивает тем временем ее хо-зяйка в сени. – Разуваться не надо, у меня не прибрано.
Вот этому Полла рада, ибо сквозь прохудившиеся сапоги про-сачивается городская жижа, и от этого носки к вечеру увлажняются грязью.
– А почему у вас так накурено? – возмутилась Полла. – Вы ведь сказали, что живете одна.
– Ой, – с явной фальшью в голосе, с наигранной жестикуляцией засуетилась хозяйка, – это я курю… Вы проходите, проходите в ком-нату.
– Как это курите? С таким диагнозом? – вешая пальто, в ярком свете жилища Полла внимательней глянула на женщину и теперь окончательно поняла, что та врет.
Ничего не говоря, Полла тут же сняла с крючка пальто и стала его надевать.
– А что одеваетесь? – всполошилась хозяйка.
– Я не думаю, что вам нужна моя помощь.
На ходу надевая пальто Полла двинулась к выходу, раскрыла дверь, и перед ней, к ее изумлению, прямо на крыльце – Мараби, ото-ропевший от неожиданности.
– Ты что здесь делаешь? – воскликнула в страхе Полла, от вол-нения она не могла попасть в рукав, попыталась обойти онемевшего односельчанина, и в это время кто-то сзади ее с силой обхватил, уме-ло зажав рот, потащил обратно в дом. Обезумевшим взглядом она видела, как бросился к калитке Мараби, и следом с шубой в руках побежала ее «больная».