Сегодня-позавчера

Храмов В И

– Лошадка!

Ёжики в тумане.

Очнулся, застонал. Спохватился - а вдруг рядом враги? Схватился за нож.

– Тихо, Дед, - шепчет голос. Это один из моих бойцов, один из обожжённых. Егор.

– Чё немсы?
– с трудом мычу. Челюсть болит - сил нет! И шея. И голова. Вообще - всё болит. Жевалка - больше всего.

– Лютовали. Задолбали нас минами и снарядами. Переверзева убили.

Минус 4. Осталось - трое. Со мной.

Протёр рукой глаза - забило грязью какой-то веки. Над головой - грязная

плоскость. Мы под днищем танка? Хотел спросить, но лишь промычал. Больно. Передумал я разговаривать вообще.

Да, днище. Мы укрылись от смерти под подолом у самой смерти. Бывает.

Толкнул Егора, глазами показал на сторону села.

– Конец роте. Мимо нас румыны уже колоннами ходят к селу. Бой идёт где-то там. Глубже. Сейчас Лошадь вернётся - расскажет.

А зачем ты его Лошадью назвал? Это моё! Я его так называю. Чтобы ему обидно было. А если все будут так называть - не будет в этом обиды. Станет просто ярлыком прозвища. Не будет это ему стимулом.

– Еол, - позвал я бойца. Вот такая вот дикция у меня, - тут в танхе лук ессь. В тне.

– Там кровищи! Кишки, говно. Ну её!
– махнул он рукой. Не отрываясь от наблюдения за противником меж танковых катков, - пушка там - разбита. Затвор - не закрывается. Пулемёты - не смогли вынуть. Порожняк, короче. Только зря в вонючке изгваздались. Ну ты и дал! Там всё - вперемешку. Гранатой? Не, я не видел. Видел, как ты бежал к танку, потом прикрывал тебя.

– Шашипа!

– Не за что! Это тебе спасибо! Такого я ещё не видел! И не увижу! Никогда! Ну, ты дал! Одной очередью с танка всех положил! И на той стороне? Не, этого не видел. Я видел, что ты выпрыгнул из окопа и к танку шагнул - потом не до того стало. Ты ещё и танк взорвал! А как ты им гранату внутрь сунул? Открыт был? Серьёзно? Придурки! Знал бы - сам бы залез. А ты видел, как они Воробья раздавили?

Я кивнул.

– Суки! Поделом им! Мало их было убить. Правильно ты их! Мало убил - ещё и осрамил! Ловко ты придумал. Завидую. А вот и толстый. Ты не обращай внимания, Дед. Это я со страха - болтун. Так я - нормальный. Мне ещё не приходилось бывать в таких переплётах. И если бы не ты - лежал бы кучкой навоза, как Воробей. Я - должник твой. Дважды уже. Жизнь должен. Не смотри так. Я - серьёзно. Сына бы назвал в честь тебя. Но, больно уж имя у тебя... Обиван. Молдованин? Или прибалт? На чурку - не похож.

– Луссхи.

– Русский?
– Егор покачал головой, - Бывает же.

Приполз библиотекарь. Стало тесно. Это при том, что ноги его остались снаружи.

– В селе - румыны. Села-то нет уже. Всё сгорело. И румын - как грязи. Бой идёт там, за бугром, где мы вчера были. Вот, собрал всё. Вода, сухпай. Патроны и гранаты. Как вы, Обиван Джедаевич?

Егор опять осуждающе качает головой. Да, Егор, понимаю, что косяка я дал. Надо было мне назваться Обиваном Джедаевичем Кенобевым? Смешным показалось. Так, я! С мякушкой в голове! С другой стороны - я не рассчитывал так долго задержаться в этой легенде. Думал - сгину в плену, как тысячи и тысячи других. Прочтёт кто из НКВД бумаги расстрельные после войны, поймёт - куда делся Медведь. А я - выжил. К своим - вышел. И опять дурканул - назвался особисту тем же именем. Тоже, на расстрел рассчитывал. Покуражиться захотелось напоследок. Смешно? Вот теперь - ходи чучелом-мяучелом, смеши людей.

– Что делать будем, командир?
– спросил Егор.

Смотрят на меня. Ждут.

Качаю головой:

– Нифефо. Жём.

– Жжём или ждём?
– переспросил Егор.

Показал ему два пальца. Типа, второй вариант. Потом изобразил работу ложкой у рта, приложил ладони к щеке, закрыл глаза.

– Жрём и спим?
– переспросил Егор.

Я кивнул.

– Вот, что мне нравиться в тебе командир, так это стиль твоего командования!
– Он улыбался, - никогда ещё мне не приказывали на поле боя спать и жрать. И выживать. Так ты приказал вначале? Я - помню.

– А румыны не полезут?
– спросил Санёк.

– Что им тут делать?
– ответил словоохотливый Егор, - тут одни трупы. А трупов - везде хватает. Зачем сюда за трупами идти?

Помолчал, сосредоточённо жуя галету, покачал головой:

– Если не полезли, когда их Дед так унизил... Долбили знатно. Если бы ты, толстый, не докумекал бы под танк лезть - точно бы крышка нам. Как Переверзеву. От позиций наших - ничего не осталось. Ей, толстый, а ты где всё это взял?

– Да не у нас. У нас можно не искать. Пришлось к румынам ползти.

– И не спужался?
– удивился Егор.

– Как-то нет. Обиван Джедаевич научил, как не бояться.

– И как?
– Егор заинтересовался.

– Надо мусор из головы выкинуть.

– А-а-а, - разочарованно протянул Егор, - это я уже слышал. Я думал, что-то новое. Дельное.

– Мне - помогло!
– сказал Сашок.

Егор только хмыкнул:

– Что там у тебя выкидывать-то? Пустая башка и есть - пустая.

Они стали собачиться.

Я попил воды сквозь стиснутые зубы. Челюстью совсем не хотелось двигать. Больно. Сломал? Или просто отшиб? Я - не врач. И опыта у меня такого нет. В каких бы передрягах не был - челюсть сберёг. Не ломали никогда. Нос - было, ломали.

От воды стало легче. Прояснилось в глазах. Перевернулся, хотел вылезти.

– Там снайпер шалит, - предостерёг Егор.

Надо было видеть глаза Сашка.

– А я?

– Головка ты... Я знал, что с тобой ничего не будет. Дуракам - везёт. Не подстрелили же.

– Снайпер не может видеть в прицел - дурак ползёт или умный, - возразил Сашок.

– Да по тебе за версту видно - лошадь ты и есть.

И они опять начали собачиться. Всё же я выполз. Надел каску, чехол которой стал сеткой - так его располосовало вдоль и поперёк. Держался только на замёрзшей грязи. Оттает - свалятся все эти лоскутки. Приподнялся на локтях, осмотрелся.

Кое-где ходили солдаты противника, что-то собирая с тел. По дороге шли подводы, конные упряжи артиллеристов. По обочинам тонкими ручейками текла пехота.

Прорвались! Всё же они - прорвались. Стали бы они пушки снимать с позиций. Обидно. Досадно, но - что я могу?

Вот бы по ним сейчас из пулемёта! Подписать себе расстрельный приговор? У нас одна не полная лента. И та - россыпью. Их ещё надо от грязи оттереть и в ленту снарядить. И пулемёт почистить.

Раздавят. Как-то не стало у меня боевого азарта. Атака с голой, хм, кормой, на танк - съела весь запас безумия. Безумие - это если быть честным. А если душой покривить - отваги. Нет больше отваги. Рациональное эгоистическое осталось. Вот оно мне и гундело в затылок - "Не гони волну!". Не рыпайся. Не высовывайся. Свой лимит удачи ты исчерпал ещё стоя на башне. Спрыгнул - уже неудачно.