Сегун. Книга 1
Шрифт:
Отец Алвито и помыслить не смел, что Торанага удостоит его такой откровенностью. Или предложит так много. Могли ли Оноси и Кияма перекинуться обратно? Эти двое ненавидели друг друга. По причинам, лишь им известным, они объединились против Торанаги. Почему? Что заставит их предать Исидо?
– Я недостаточно подготовлен, чтобы ответить на ваш вопрос, господин, или рассуждать о таких вещах, не правда ли? Я только говорю, что наша цель – спасать души, – отговорился он.
– Я слышал, мой сын Нага заинтересовался вашей христианской верой.
«Угрожает ли Торанага или предлагает? – спросил
– Господин, ваш сын один из многих благородных людей, которые обращаются к религии.
Алвито внезапно понял всю огромность дилеммы, которую поставил перед ним Торанага. «Он угодил в ловушку и вынужден идти на сделку с нами, – подумал святой отец в радостном возбуждении. – Надо попытаться! Чего бы мы ни захотели, он даст это, если мы решим ударить по рукам. Наконец он открыто признал, что даймё-христиане поддерживают равновесие сил! Все, что мы захотим! Что еще нам надо? Ничего, за исключением…»
Он умышленно опустил глаза на судовые журналы, которые положил перед Торанагой, и увидел, как рука даймё потянулась к ним и надежно упрятала в рукав кимоно.
– Ах да, Цукку-сан, – произнес Торанага мрачно. – Этот новый чужеземец, пират, враг вашей страны… Их скоро много приплывет сюда, не так ли? Они могут встретить хороший прием – или плохой. Как этот пират, правда?
Отец Алвито понял, что они получат все. «Попросить, что ли, голову Блэкторна на серебряном блюде, чтобы она, как голова Иоанна Крестителя, скрепила сделку? Или потребовать разрешения построить собор в Эдо либо в Осакском замке?» Впервые в жизни он чувствовал себя беспомощным, не способным дать единственно правильный ответ.
«Мы не хотим больше того, что предложено! О, если бы я мог сейчас же заключить сделку! Если бы это зависело от меня одного, я бы рискнул. Я знаю Торанагу и поставил бы на него. Я бы согласился попытаться и поклялся священной клятвой. Да, я бы отлучил от церкви Оноси или Кияму, если бы они не согласились, чтобы добиться преимущества для матери-церкви. Две души против десятков тысяч, сотен тысяч, миллионов. Это честно! Я бы сказал – да, да, да, во славу Господа Бога. Но я ничего не решаю, как вы знаете. Я только посланец, и часть моего сообщения…»
– Мне нужна помощь, Цукку-сан. Она нужна мне теперь.
– Все, что я могу сделать, будет сделано, Торанага-сама. Я вам обещаю.
Тогда Торанага подвел черту:
– Я буду ждать сорок дней. Да. Сорок дней.
Алвито поклонился. Он заметил, что ответный поклон Торанаги был ниже и чопорнее, чем раньше, почти как если бы он кланялся самому тайко. Священник встал покачиваясь, вышел из комнаты, в коридоре прибавил шагу. Он торопился.
Торанага наблюдал за иезуитом из амбразуры, видел, как тот далеко внизу пересек сад. Край сёдзи опять отодвинулся, но он обругал самурая и приказал страже под страхом смерти оставить его одного. Глаза Торанаги напряженно следили за Алвито, миновавшим крепостные ворота, и так до тех пор, пока священник не затерялся в лабиринте замковых построек.
Затем Торанага, оставшийся в безмолвном
Глава двадцать первая
Сразу же после наступления сумерек Кири, тяжело переваливаясь, спустилась по ступенькам, сопровождаемая двумя служанками. Она направилась к паланкину с задернутыми занавесками, стоявшему около чайного домика. Просторный плащ, надетый поверх дорожного кимоно, делал ее еще толще – просто необъятной, тесемки широкополой шляпы были завязаны под подбородком.
Госпожа Садзуко, заметно отяжелевшая в ожидании родов, терпеливо ждала ее на веранде. Марико стояла рядом. Блэкторн, в коричневом кимоно с поясом, таби и сандалиях, прислонился к стене у крепостных ворот. На переднем дворе, за воротами, плотным строем стоял эскорт из шестидесяти хорошо вооруженных самураев, каждый третий был с факелом. Неподалеку Ябу разговаривал с Бунтаро, мужем Марико, низеньким толстяком, почти не имевшим шеи. Оба были в кольчугах с луками и колчанами через плечо, а Бунтаро надел еще рогатый стальной шлем. Носильщики паланкина и те, что должны были тащить груз, в полной тишине покорно сидели на корточках около многочисленного багажа.
Слабый бриз принес обещание лета, но, кроме Блэкторна, этого никто не заметил, и даже он чувствовал напряжение, охватившее всех. Он к тому же остро ощущал, что единственный не имеет оружия.
Кири взобралась на веранду.
– Вам не следовало ждать на холоде, Садзуко-сан. Вы можете простудиться! Сейчас необходимо помнить о ребенке. Эти весенние вечера такие промозглые.
– Мне не холодно, Кири-сан. Вечер приятный, для меня это только в удовольствие.
– Все нормально?
– О да. Все в порядке.
– Я бы не хотела уезжать. Ненавижу отъезды.
– Нет нужды тревожиться, – успокоила Марико, присоединяясь к ним. На ней тоже была шляпа с широкими полями, но поярче, чем у Кири. – Радуйтесь, что возвращаетесь в Эдо. Наш господин через несколько дней последует за нами.
– Кто знает, что будет завтра, Марико-сан?
– Будущее в руках Господа.
– Завтра будет приятный день, а если нет, так что ж… – подхватила Садзуко. – Кто думает о завтра? Сегодня хорошо. Вы красивы, и нам будет не хватать вас, Кири-сан, и вас, Марико-сан! – Она глянула в сторону ворот, отвлеченная криком Бунтаро, который распекал самурая, уронившего факел.
Ябу, старший над Бунтаро, номинально считался командиром. Он увидел, что пришла Кири, и прошествовал обратно через ворота. Бунтаро шел с ним.
– О, господин Ябу, господин Бунтаро, – затараторила Кири с суетливым поклоном. – Извините, что заставила вас ждать. Господин Торанага собирался спуститься, но потом решил не ходить. «Вы можете ехать», – сказал он. Пожалуйста, извините, меня.
– Не стоит извиняться. – Ябу хотел покинуть замок как можно скорее. Оставить Осаку и вернуться в Идзу. Он все еще с трудом верил, что уезжает живым, с чужеземцем, ружьями и всем остальным. Он отправил срочные послания голубиной почтой своей жене в Эдо, чтобы быть уверенным, что все приготовят в Мисиме, его столице, и Оми, в деревню Андзиро. – Вы готовы?