Сегун. Книга 1
Шрифт:
– Что?
– Я схожу по вас с ума, сеньорита, видите ли. Что вы скажете? Там, в соседней каюте, есть койка. Отправьте вашего друга наверх. Англичанин будет в отключке еще час. Я заплачу как обычно.
– Что?
– Вы заработаете монету, даже три, если вам нравится попрыгать, и вы сядете на лучший член отсюда до Лиссабона, а? Что скажете?
Самурай заметил ее ужас:
– В чем дело, Марико-сан?
Марико оттолкнула боцмана подальше от койки. Ее речь была прерывистой:
– Он… он сказал…
Кана мгновенно выхватил
– Стойте, Кана-сан! – Марико задыхалась. – Господин Торанага запретил всякие стычки до его приказа.
– Ну, обезьяна, иди, ты, вонючий, обоссанный, дерьмовый дурак! Ты! Скажи этой обезьяне, чтобы поднял свой меч, или будет безголовым сукиным сыном прежде, чем сможет пернуть!
Марико стояла в одном футе от боцмана. Ее правая рука все еще была засунута за пояс, ручка стилета по-прежнему лежала у нее в ладони. Но она помнила свой долг и отдернула руку.
– Кана-сан, уберите меч. Пожалуйста. Мы должны выполнять приказания господина Торанаги. Мы должны повиноваться ему.
Громадным усилием Кана заставил себя сделать то, о чем она его просила.
– Я собираюсь отправить тебя в ад, япошка!
– Пожалуйста, извините его, сеньор, и меня тоже, – выдавила из себя Марико, пытаясь говорить как можно вежливее. – Это ошибка…
– Этот негодяй с обезьяньей мордой обнажил меч. Это не ошибка, ей-богу!
– Пожалуйста, извините, сеньор, я очень сожалею.
Боцман облизал губы:
– Я забуду об этом, если ты будешь хорошо себя вести, маленький цветок. Пошли в соседнюю каюту. Скажи этой обезьяне, чтобы оставалась здесь, и я забуду об этом.
– Как ваше имя, сеньор?
– Пэзаро, Мануэль Пэзаро, а что?
– Ничего. Пожалуйста, извините нас за это недоразумение, сеньор Пэзаро.
– Пошли в соседнюю каюту. Сейчас.
– Что здесь происходит? Что это… – Блэкторн не понимал, проснулся он уже или все еще видит кошмары, но чувствовал опасность. – Что здесь происходит? Скажите, ради Бога!
– Этот вонючий япошка бросился на меня!
– Это была ошибка, Андзин-сан, – поспешила объяснить Марико. – Я извинилась перед сеньором Пэзаро.
– Марико? Это вы, Марико-сан?
– Хай, Андзин-сан. Хонто. Хонто.
Она подошла ближе. Боцман держал на мушке Кану. Она была вынуждена задеть за португальца, протискиваясь мимо, и ей потребовалось приложить еще больше усилий, чтобы не выхватить стилет и не выпустить ему кишки. Дверь открылась. Молодой штурвальный вошел в каюту с ведром воды, удивленно глянул на пистолеты и выскочил.
– Где Родригес? – прохрипел Блэкторн, пытаясь заставить голову работать.
– Наверху, где и следует быть хорошему капитану, – буркнул боцман, его голос звучал раздраженно. – Этот япошка хотел меня зарубить, ей-богу!
– Помоги мне выйти на палубу. – Блэкторн ухватился
Боцман махнул пистолетом на Кану.
– Скажи ему, чтобы он помог. Скажи ему, что, если на небесах есть Бог, он повиснет на нок-рее до конца вахты.
Первый помощник капитана Сантьяго отодвинулся от глазка в стенке кают-компании. Заключительное «Ну, тогда все решено», сказанное дель Акуа, все еще звучало в его мозгу. Бесшумно он проскочил через темную каюту, вышел в коридор и тихонько закрыл дверь. Этот высокий, сухощавый португалец с живым лицом носил напомаженную косицу, одевался опрятно и, как большинство моряков, ходил босиком. В спешке он взлетел по лестнице на главную палубу, бегом пересек ее и поднялся на ют, где Родригес беседовал с Марико. Он извинился и, наклонясь, припал ртом к уху Родригеса, дабы выложить все, что услышал – затем и был послан, – да так, чтобы никто на юте ничего не понял.
Блэкторн сидел прямо на палубе на корме, привалясь к планширу, голова его лежала на согнутых коленях. Марико сидела прямо, лицом к Родригесу, как это принято у японцев, а мрачный Кана стоял сбоку. Вооруженные моряки толпились на палубах, засели в «вороньем гнезде» наверху, двое расположились у штурвала. Корабль все еще был поставлен против ветра, воздух был чист, ночь ясна, ореол вокруг луны подрос, недавно кончился дождь. В ста ярдах борт о борт с фрегатом, под прицелом его пушек, стояла галера, весла были убраны, кроме двух с каждой стороны, которые удерживали ее на месте; слабое приливное течение относило ее в сторону. Рыбацкие лодки с неприятельскими лучниками-самураями приблизились, но еще не нападали.
Марико следила за Родригесом и помощником капитана. Она не могла слышать, о чем они говорят, но даже если бы и могла, воспитание заставило бы ее не вслушиваться. Цивилизованная жизнь невозможна без интимности, а интимность в бумажных домах невозможна без вежливости и предупредительности, поэтому всех японцев учили слушать и не слышать. Для общего блага.
Когда они с Блэкторном поднялись на палубу, Родригес выслушал боцмана, потом ее сбивчивое объяснение: это ее ошибка, она неправильно поняла слова Пэзаро-сан, что заставило Кану обнажить меч, чтобы защитить ее честь. Боцман слушал, ухмыляясь, его пистолеты все еще были направлены в спину самурая.
– Я только спросил, не была ли она любовницей англичанина. Ей-богу, она так спокойно обмывала его и запихивала в гульфик его сокровища.
– Убери свои пистолеты, боцман.
– Он опасен, говорю я вам. Его надо связать!
– Я прослежу за ним. Иди на нос.
– Эта обезьяна убила бы меня, не будь я попроворней. Вздернуть его на нок-рее! Вот что мы сделали бы в Нагасаки!
– Мы не в Нагасаки – иди отсюда! Живо!
Когда боцман ушел, Родригес спросил:
– Что он сказал вам, сеньора? На самом деле?