Сегун. Книга 1
Шрифт:
– Тогда что вы предлагаете? Отсутствие таможенных документов и разрешения на торговлю связывает мне руки. Мы не можем действовать в обход регентов? Может быть, есть другой путь?
Дель Акуа в задумчивости покрутил головой.
– Что скажете, Мартин? Вы больше нашего смыслите в торговле.
– Извините, но это невозможно, – отрезал Алвито. Он слушал с еле сдерживаемым негодованием. «Дурно воспитанный, высокомерный, безродный кретин, – думал он и тут же: – О Боже, дай мне терпения! Без этого человека и других таких же церковь здесь погибнет». – Я уверен, еще день-два, адмирал, и все будет готово. Неделя в крайнем случае. У Торанаги
– Я подожду неделю, но не больше. – В голосе Феррьеры слышалась скрытая угроза. – Хотел бы я добраться до этого еретика. Уж я бы вырвал из него правду. Торанага не говорил ничего о предполагаемом приходе эскадры? Вражеской эскадры?
– Нет.
– Мне хотелось бы знать истинное положение вещей. В обратный путь мой корабль пустится грузным и неуклюжим, как жирная свинья. В его трюмы шелку набьют больше, чем когда-либо раньше посылали за один раз. Это один из самых больших кораблей в мире, но мы пойдем без эскорта, и если хоть один вражеский фрегат застигнет нас в море – или хотя бы эта голландская шлюха, «Эразм», – мы окажемся в его власти. Меня без труда заставят спустить португальский флаг. Англичанину лучше бы оставаться подальше от своего судна с его канонирами, пушками и бортовыми залпами.
– E vero, e solamente vero [34] , – пробормотал дель Акуа.
Феррьера допил свое вино.
– Когда Блэкторна отправляют в Идзу?
– Торанага не сказал, – ответил Алвито. – У меня создалось впечатление, что скоро.
– Сегодня?
– Не знаю. Теперь регенты встретятся через четыре дня. Я решил, что после этого.
Дель Акуа произнес со значением:
– Блэкторна трогать нельзя. Ни его, ни Торанагу.
Феррьера встал:
– Я вернусь на корабль. Поужинаете с нами, вы оба? Вечером? Есть прекрасный каплун, мясо и вино с Мадейры, даже немного свежего хлеба.
34
Правда, и ничего, кроме правды (ит.).
– Спасибо, вы очень любезны. – Дель Акуа несколько оживился. – Да, немного хорошей еды не помешало бы. Вы очень добры.
– Вы будете сразу же осведомлены, как только я что-то узнаю от Торанаги, адмирал, – добавил Алвито.
– Спасибо.
Когда Феррьера ушел и отец-инспектор удостоверился, что никто не подслушивает, он осведомился тревожно:
– Мартин, что еще говорит Торанага?
– Он хотел объяснения, в письменном виде, насчет инцидента с переправкой ружей и по поводу просьбы о присылке конкистадоров.
– Mamma mia…
– Торанага был дружелюбен, даже мягок, но… но я никогда не видел его таким раньше.
– Что точно он сказал?
– «Я понимаю так, Цукку-сан, что предыдущий глава вашего ордена в Японии, отец да Кунья, отправил губернаторам Макао, Гоа и испанскому вице-королю в Маниле, дону Сиско-и-Вивера, в июле 1588 года по вашему летосчислению письма с просьбой прислать несколько сотен испанских солдат с огнестрельным оружием, чтобы поддержать даймё-христиан в мятеже против их законного сюзерена, моего покойного господина тайко, который пытался устроить главный христианский священник. Кто были эти даймё? Это правда, что солдат не послали, но в Нагасаки из Макао тайно переправили большое количество ружей с вашими христианскими
– Что-нибудь еще?
– Ничего важного, Ваше Преосвященство. Мне не представилось возможности объясниться – он сразу же отпустил меня. Расставание было вежливым, но все-таки он меня выставил.
– От кого этот проклятый англичанин получил сведения?
– Хотел бы я это знать…
– Эти даты и имена… Вы не ошибаетесь? Он произнес их именно так?
– Нет, Ваше Преосвященство. Имена были написаны на листе бумаги. Он показал его мне.
– Писал Блэкторн?
– Нет. Имена были воспроизведены фонетически на японском, с использованием азбуки хирагана.
– Мы должны установить, кто переводил для Торанаги. Это очень хороший переводчик. Конечно, ни один из нас… Это не может быть брат Мануэль, нет? – спросил он с горечью, называя христианское имя Масаману Дзиро. Дзиро, сын самурая-христианина, с детства воспитывался иезуитами. Умного и набожного юношу приняли в семинарию, чтобы подготовить его к рукоположению в священнический сан на самом высоком уровне – с принесением четырех обетов, честь, которой японцы еще не удостаивались. Отдав Обществу Иисуса двадцать лет, Дзиро совершенно неожиданно оставил его перед посвящением в духовный сан и теперь сделался неистовым противником церкви.
– Нет. Мануэль все еще на Кюсю, гореть ему в аду веки вечные. Он по-прежнему ярый враг Торанаги и никогда не станет помогать ему. К счастью, он никогда не участвовал ни в каких политических делах. Переводчицей была госпожа Мария, – сообщил Алвито, используя христианское имя Тода Марико.
– Вам это сказал Торанага?
– Нет, Ваше Преосвященство. Я случайно узнал, что она посещала замок и ее видели с англичанином.
– Вы уверены?
– Эти сведения абсолютно точны.
– Хорошо, – кивнул дель Акуа. – Может быть, Бог поможет нам одним из своих неисповедимых способов. Пошлите за ней сейчас же.
– Я уже видел ее. Постарался встретиться с ней как бы случайно. Она была по обыкновению великолепна, почтительна и благочестива, как всегда, но решительно все опровергла, прежде чем я успел спросить ее. Конечно, Япония – очень закрытая страна, святой отец, и некоторые вещи по обычаю должны оставаться в тайне. Как водится и у нас, в Португалии, а также в Обществе Иисуса, не так ли?
– Вы ее исповедник?
– Да. Но она не сказала больше ничего.
– Почему?
– Очевидно, ее предупреждали, запретив обсуждать то, что случилось и о чем говорили. Я знаю их слишком хорошо. Влияние на нее Торанаги сильнее нашего.
– Ее вера так слаба? Или мы что-то упустили, стараясь обратить эту женщину в истинную веру? Конечно нет. Она такая же добрая христианка, как многие женщины, которых я встречал. Однажды она станет монахиней, может быть, даже первой японской настоятельницей монастыря.
– Да. Но она ничего не скажет.
– Церковь в опасности. Это важно, может быть, слишком важно, – не отступал дель Акуа. – Она должна понять это. Она слишком умна, чтобы не понять.
– Я прошу вас не подвергать ее веру такому испытанию. Мы должны простить это. Она предупредила меня. Сказала так же ясно, как если бы написала.